Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев

президент Подольского рок-клуба Петр Колупаев, директор Зеленого театра Подольского городского парка имени Талалихина Марк Рудинштейн (говоривший впоследствии, что Подольский рок-фестиваль – лучшее, что он сделал в своей жизни), а также Сергей Гурьев и Наталья «Комета» Комарова.

Дальше цитата из Пита Колупаева (фамилия которого тоже показалась мне какой-то родной):

За три дня до начала в подольский горком КПСС позвонил начальник главного управления культуры Мособлисполкома Н. С. Бендер и объяснил, что на фестиваль едут антисоветские рок-группы, часть из которых находится в запрещенных списках, и потребовал отмены фестиваля. Билеты на фестиваль были полностью распроданы, и его отмена грозила финансовым крахом хозрасчетной организации, которую возглавлял Марк Рудинштейн. Он отправился в Мособлисполком, чтобы встретиться с тов. Бендером и поговорить с ним на предмет наличия знакомых или родственников в городе Одессе. Ничего не вышло, и Рудинштейн попросил меня собрать многотысячный митинг в поддержку фестиваля.

Потом мы ходили на Старую площадь, в здание МГК КПСС, а в министерстве культуры РСФСР (там пешком можно было дойти за пять минут. – Б. М.) неожиданно попали на прием к замминистру культуры Н. Б. Жуковой, которая долго не могла понять, кто мы такие и что нам надо. Я зачитал ей названия рок-групп из списка в порядке выступлений: «Цемент, Телевизор, Портрет…» Она перебила: «Это заводская самодеятельность, что ли?» Я сказал: «Да, конечно. Эти ребята играют рок-музыку в свободное от завода время». Она тогда сказала: «Ну, проводите ваш рок-фестиваль. Я не возражаю». Дело случая, но фестиваль таки в результате состоялся.

О Подольском фестивале Илья Смирнов в книге «Время колокольчиков» написал так:

Небывалые за всю историю Подольска толпы заполнили парк. С другой стороны, подтянулись стройные ряды солдат и милиции… Солдаты, занимавшие первые ряды Зеленого театра, составляли самую благодарную часть аудитории. Все три дня на их лицах было написано удовольствие по поводу такой службы…

И вот еще:

Энергия «Облачного края» действовала на публику как вполне материальная сила, поднимала со скамеек и выметала в проходы. Наконец, Богаев осознал наступление своего звездного часа и с размаху шваркнул гитарой о деревянный настил. Мог бы получиться хороший финал – но самодельный агрегат оказался прочнее хрупких английских аналогов. Поэтому Богаеву пришлось некоторое время колотить им об пол, и он напоминал уже не Джимми Хендрикса, а молотобойца на «Красной кузнице».

…На том Подольском рок-фестивале Тимошин попал в гущу народа, за три дня (или за два?) там перебывали десятки тысяч людей, приехавших в том числе из других городов. Запечатленный на фотографии Игоря Стомахина момент свидетельствует о его настроении – он обнимает свою знакомую так, как будто и защищает ее от толпы, и сам отчасти ищет защиты.

Ему, человеку достаточно одинокому, как мне кажется, не было свойственно искать той энергии, которую описывает Илья Смирнов.

Нет, Тимошин не любил все это.

…Но кто-то его позвал, и он поехал.

Лирическое отступление

…Мы – все, все наше поколение, все наши современники – были аккумуляторами этой энергии, ее батарейками. Мы копили ее очень долго.

Страшно подумать, сколько ее было накоплено по этим квартирникам, жэковским подвалам, домам культуры, просто по кухням с этими разговорами до утра.

Сейчас говорят, что все это случилось благодаря Горбачеву. Да, конечно, добрейший Михаил Сергеич… Добрейший, нежнейший, святой как икона. Милый как далай-лама. Но на самом деле – не совсем так. При нем советская «машина» еще довольно долгое время продолжала работать: людей преследовали, шельмовали, увольняли, сажали. А то и расстреливали на митингах где-то далеко от Москвы. Но люди все равно продолжали и продолжали выделять из себя эту скопившуюся энергию.

Случилось все это, во-первых, благодаря нам самим – то есть благодаря тому, что нас вдруг оказалось так много, и благодаря тому, что мы оказались готовы, мы готовились к этому всю свою жизнь.

А во-вторых, была и внешняя причина: та таинственная энергия, которая практически из космоса снизошла на нас и вытолкнула из дома на улицу, на не понятные никому «митинги и демонстрации», на рок-фестивали и ярмарки, на огромный риск и иногда даже на подвиг, – в общем, эта энергия вытолкнула какую-то чертову кучу народу. Всем хотелось увидеть, как же это происходит.

Что «это» – еще практически никто не понимал. Но все хотели увидеть.

Ну вот бывает так – как будто космический ветер проходит поверх голов. Как будто земля неслышно содрогнулась.

Само время сделало свой большой «поворот круга».

Апофеозом всего этого дела стал 1991 год.

Хорошо, конечно, что я жил тогда. Какая-то совсем крошечная, микроскопическая частичка в этом общем движении – есть и моя.

Хотя, с другой стороны…

Вот я дружил с Илюшей Смирновым, который был соорганизатором не только крупнейшего для своего времени, практически нелегального Подольского рок-фестиваля, но и многих других подобных акций, иногда меньшего, иногда большего масштаба.

А про него между тем писали в то время во вполне официальных изданиях:

«Штуковиной» оказался один из номеров самиздатовского журнала «Урлайт». Перелистал. Любопытная подборка зарубежных новостей из мира рок-музыки. Рядом – злобные статейки, где обливается грязью все, что принято считать в социалистическом обществе духовными ценностями («Комсомольская правда», 4.03.1987).

В том году я уже снова работал в «Комсомолке». И вот моего друга там травили и подвергали гнусному навету. И, кстати, чуть не посадили – из-за этих адских доносов за подписью «А. Земцов», например.

Я к этим самым наветам и доносам отношения, конечно, не имел. Но вот сейчас думаю – ну а как же так? Был ли я (ну вот именно тогда) частью этой «машины» или был уже частью «сдвига», который эту машину сломал? Или и то и другое вместе?

* * *

Тимошин, как я думаю, взирал на эти наши идейные схватки немного издалека, с несколько абстрактным, может быть, но сочувствием.

Хотя и не мог, конечно, остаться совсем в стороне от этого общего движения народной души – просто его Сенатской площадью, его Рубиконом оказались не митинги и демонстрации, не дискуссионные клубы и политические кружки, и даже не Подольский рок-фестиваль, куда он увлек девушку, или куда его увлекла девушка, а ярмарки. Ярмарки, как бы это правильно сказать, народного творчества: сначала в Вильнюсе, а потом в Москве, в Измайлове. Обычная вроде была ярмарка, каких сейчас много. Но тогда все это тоже случилось в первый раз.

* * *

На «вернисаж» в Измайлово я попал значительно позже Тимошина. Сын попросил солдатики, кажется, или был какой-то другой повод. Уже не помню.

Вообще подобные блошиные рынки, ярмарки, толкучки, барахолки, где