Сорок шесть минут - Максим Кучеренко

И потом эта мышь попадает в мышеловку, и ему её становится жаль, и он впадает в печаль. Вы спросите резонно: какого чёрта она там, в Переделкине, стояла, мышеловка эта, раз Окуджава с мышью дружил? И вы не получите удовлетворительного ответа. А не было бы мышеловки – не было бы истории.

Чудовищный хронос

На днях я записал телефон врачевательницы из Улан-Удэ, которая заговаривает грыжи позвоночника. Заговаривает за небольшую сумму денег при условии, что ранее ты не попадал в руки хирургов. Она берет бутылку водки в правую руку, вращает бутылку, как хрустальный шар, всматривается в неё и всё про тебя рассказывает. Водку следует приносить с собой. Про «шаманку» мне рассказал большой Дима – владелец московского клуба, в котором мы играли концерт. Сентябрь был тяжёлый, я перегрузился, «сорвал спину», мучился болевым синдромом и ходил, как поломанный робот.

Когда большой Дима мне всё это рассказывал, я лежал прямо на ковролине – так болело меньше, – а Дима уже велел поднести мне ухи и рюмку водки. Россия – прекрасная, загадочная страна. Её разнообразные ландшафты полны сказочных персонажей, включая моего нового товарища Диму. Всех их придумали мудрые народы, а редактировало Министерство Коллективного Бессознательного. Так думал я, улыбаясь и глядя снизу вверх на красивый мир, в котором проплывали мои рюмка водки и тарелка ухи и не умолкал большой Дима.

Мистицизм давно стал сегментом массмаркета. Почти все обращаются к нему сразу, не читая знаменитой монографии Иванова и Топорова «Миф, ритуал, символ». Чудо передается из уст в уста с номерами телефонов, что само по себе есть чудо. С шаманом можно поговорить с расстояния сотен километров, и мы к этому привыкли. И как тут не аплодировать Григорию Распутину, который мог останавливать кровотечение цесаревичу Алексею по телефону.

В Симферополе в пылающие 90-е жил один огненный доктор. Лечил он паяльной лампой. Сферой его компетенции были женские депрессии. Женщины приходили, жаловались на всё и вся, а он им велел раздеваться до пояса. Далее включал паяльную лампу и наносил ожог в область грудины, прямо в центр, где сердце. Идея простая: контролируемый ожог отвлекал больных от неприятных переживаний, психическое страдание уступало страданию физическому, «контент перегорал», телу было больнее, а душе легче. Второй психосоматический закон Ньютона. Закончилось это все мистически негативно. Доктор нарвался на осложнение: одна из женщин попала в ожоговое отделение, а муж-психопат просто пришёл и зарубил его топором. Так народный гнев покарал врачебную ошибку симметричным образом.

Без подготовки, без «крыши» и финансовой подушки в мистицизм и эзотерику лучше не соваться. С точки зрения психологии, это прибежище инфантильных внушаемых личностей истероидного круга. Говоря человеческим языком, это впечатлительные, слабодушные люди. Их умами овладевают мистик-дилеры, зачастую токсичные антисоциальные психопаты, хитрые, как шельмы, и бесстрашные, как бультерьеры.

Мистицизм есть путь к детской силе. А мир ребёнка ужасен. У тебя ничего нет, и тебе ничего нельзя. Гедонистические формы жизни доступны исключительно в виде быстрых углеводов. В раннем школьном возрасте к тебе приходят отдалённые знания о смерти и сексе, Эрос и Танатос проникают на твой ДР под видом шумных аниматоров. Ребёнку всегда мало внимания от матери и тем более от отца, а навязчивое присутствие бабушек превращается в бесконечный плен.

И вот оказывается, что, пресекая законы физики, можно летать, превращаться, обладать необладаемым, и если дела пошли слишком хорошо, то контролировать даже часть суши.

Георгий Гурджиев – самый изобретательный и менее зловещий из всех великих мистиков (по сравнению с Кроули и Блаватской) – имел партнёрские отношения со Сталиным. Тот самый «марксистский кружок», из-за которого Сталина выгнали из семинарии (почти как Сергея Шнурова смайл), был кружком Гурджиева. «Если ты, Коба, хочешь быть вождём, ты должен изменить дату своего рождения». Коба так и поступил, переписал и переобулся, как сказано. И даже не обижался на то, что Гурджиев консультировал впоследствии рейхсканцелярию и даже рекомендовал главный брендовый нацистский знак. Гурджиев был настоящим модернистом, который создавал миксы из того, «что работает». Самое удивительное, что называл себя «учителем танцев» – частью его практики был танец суфийских дервишей.

Главный внебрачный ребёнок мистицизма – изменёнка. Моя первая изменёнка была связана с неугомонной деятельностью бабушки, которая Гурджиеву не уступала точно.

Во-первых, бабушка была жительницей юго-востока Украины, а это значит, что она говорила на смеси русского и украинского и еще двух их же (зеркальных) деформированных версиях. В совокупности это звучало приблизительно так: «Максимочка, як пойдешь по морожена, прими сдачу с питисяти копеек». Раз в две недели мы ездили на кладбище к деду, и мне, пятилетнему мальчику, приходилось участвовать в диалоге с миром мёртвых. Бабушка плакала, вытирала платком портрет дедушки и целовала его фотографию, где он, как Джоконда, то ли улыбался, то ли нет. Дома на столе у зелёной лампы стоял такой же портрет, что делало деда вездесущим. А раз в году мы ездили на Капустяное кладбище города Запорожья, на заросшую полузаброшенную могилу одного 14-летнего мальчика. Это была могила Игоря – сына бабушки от первого брака, который утонул в Днепре сразу после войны. Утонул он в одной из воронок, которых после бомбардировки было много, в том числе и на дне реки. Мне казалось впоследствии, что душа этого мальчика вселилась в меня, как душа индейца вселилась в маленького Джима Моррисона. Рисунки Игоря до сих пор хранит мой отец. Там нарисовано все, что рисуют мальчики, – танки и самолёты. Детский рисунок «про войнушку» времен войны смотрится особо убедительно.

Когда у меня были остаточные явления коклюша, соседки из бабушкиного подъезда опасно подговаривали бабушку лечить меня уринотерапией напополам с сахаром. Годами позже я узнал о том, что шаманы и вожди племён северных народов во время проведения обрядовых мероприятий употребляли галлюциногенные грибы. Простым смертным грибов не хватало, поэтому их угощали мочой шаманов и вождей, так как вещество, вызывающее глюки, выводилось из организма через мочу.

На чердаке дома, где живут мои родители, осталось много бабушкиных вещей. Штофики середины 30-х, русалочка из Алупки в кичовой лепнине, ещё пахнущие салфетки из макраме – запахи живут долго, пепельница с барельефами котят – котаны продавались и в ту пору на ура.

Я часто фантазирую, как я с любовью и чувством вкуса всё это красиво оформлю в рамочки. Как на видном месте расположу транзисторный радиоприёмник «Спорт-2», по которому я услышал песни Бутусова и Цоя. Но не могу. Вот только сервант восстановил, который возвышается, как Биг-Бен, посреди кухни. В нем живёт вечный неистребимый аромат ванили. Воспоминание детства как тотальный объект, как сумма старых бабушкиных вещей не желает быть детализировано и расставлено по полочкам. Чудовищный Хронос ходит вокруг и норовит все обмочить и поджечь. Пошёл прочь.