Евгений Шварц - Статьи и воспоминания

    – Не дави на психику. Грамотный. Пошли, надо самому посмотреть.

    На месте Марин хозяйственно оглядел комнаты, вынув блокнот, записал туда нужные сведения, затем измерил проемы в рамах без стекол.

    Закончил работу, вышли в садик. Марин быстро изложил план действий:

    – Комнаты надо промыть и побелить. Мел и синьку дам. Мастера найду, есть у меня знакомый, но старый он. Схожу уговорю, а ты заплатишь. Только он слабый, а комнаты высокие – дворцовые, чтобы их черт побрал. Лестницу принесу. Ему должно помогать – будешь у него подручным. Старика надо беречь.

    Мастер есть мастер, даже если он стар и слаб. К концу недели комнаты помолодели, только зияющие провалы в рамах напоминали о бедствиях. Приняв работу, Марин сказал:

    – Пойдем ко мне. Стекол у меня нет. Но для Ахматовой надо воспользоваться резервами. Есть у нас в запасниках множество дубликатов портретов писателей – на всякий случай. Все они разных размеров и, естественно, все застекленные. Сейчас мы их расстеклим. В случае чего ты подтвердишь, куда пошли вынутые стекла с портретов великих писателей. Думаю, нас простят...

    Когда работа была закончена, Марин, который сам вставлял стекла, весело оглядел обновленные комнаты и с не свойственной ему торжественностью сказал:

    – Ну, теперь Анна Андреевна может вселяться в свой Фонтанный Дом!

После возвращения Ахматовой мы с Ольгой Федоровной посетили ее, купив по дороге букетик каких-то розовато-красных цветов. Большая комната, в которой она принимала нас, поражала пронзительной бедностью. Было в этой совсем не домашней обстановке что-то сурово-спартанское: возле окна стоял квадратный кухонный стол, по бокам две табуретки. Справа от входа у огромной стены – узкая тахта (диван?), на которой лежала Анна Андреевна, чувствующая себя нездоровой. На стене был приколот известный ее портрет, выполненный Модильяни. И странно – этот портрет придавал комнате удивительную красоту, жилой вид...

    Заметив мой интерес к рисунку Модильяни, Анна Андреевна сказала, что этот портрет – единственный сохранившийся, их было много, но все пропали.

    – Я люблю его. Ваш красный букетик напомнил мне давнее-давнее, словно в другом веке, посещение квартиры Модильяни. Мы часто встречались во время моего пребывания в Париже. Однажды я пришла к нему с красными розами. А его не застала. Не дождавшись, я ушла. Розы в мирном Париже, цветы в военном Ленинграде.

    Познакомилась Анна Андреевна с Модильяни в 1910 году, но только через год завязалось тесное знакомство. Ахматовой было двадцать лет. Как поэта Модильяни ее не знал. Художник, встретив двадцатилетнюю жену Гумилева, нарисовал умудренную жизнью, скорбно-одухотворенную женщину, словно угадав в юном существе ее будущий величественный образ поэта Анны Ахматовой.

    Как-то, обратив внимание, что всякий раз, бывая в Фонтанном Доме, я подолгу смотрю на портрет, Анна Андреевна спросила:

    – Правда, он угадал?

    Нет, это был не вопрос – Ахматова подсказала слово, которое было ключом к портрету Модильяни.

    В конце этого первого свидания в Фонтанном Доме я попросил разрешения назначить мне время для делового разговора: журнал "Знамя" заказал мне статью о созданном в поэзии образе Ленинграда. Я хотел попросить Анну Андреевну дать мне стихи о военном Ленинграде.

    – А вы думаете, такие стихи у меня есть?

    – Я читал в "Красной нови" – "Первый дальнобойный в Ленинграде"; "Статуя „Ночь" в Летнем саду". Убежден, что многого не знаю.

    – Вы угадали. Но я не уверена, что они вам подойдут.

    В назначенный день я пришел. Мне предстояло рассказать о проблемах статьи, чтобы Анне Андреевне было ясно, чего я жду от нее.

    Статья называлась "Ленинградская тема". Поэты, оставшиеся в осажденном городе, создали в своих стихах совершенно новый образ Ленинграда, в то же время продолжая определенные традиции русской поэзии, и прежде всего Пушкина.

    – Пушкина? – прервала меня Анна Андреевна. – Расскажите об этом подробнее.

    ...Именно благодаря Пушкину Петербург вошел в литературу как воплощенный образ петровского периода русской истории.

    Затем в литературу на смену пушкинскому Петербургу приходит другой Петербург, державная красота которого подавляет человеческую индивидуальность, – город Гоголя, Некрасова, Достоевского, а затем Блока и Маяковского.

    И революция началась здесь, в Петрограде, в городе, который история после Петра вновь избрала местом своего свершения и перелома. Поэтам первых лет революции выпала честь запечатлеть новый облик города и поведать великую историю завоевания его человеком.

    ...Что-то подобное, смущаясь, я рассказал Анне Андреевне. Все это, по моему замыслу, было только преамбулой к просьбе о стихах, которые я собирался включить в текст статьи. Но я не успел высказать свою просьбу.

    – Интересно, – сказала она. – Я никогда не думала о судьбе пушкинского образа Петербурга. Но действительно, после революции понимание Петрограда у поэтов изменилось. И не только у Блока и Маяковского. Вы помните мое стихотворение "Согражданам!"? Это в Петрограде 1919 года. Видимо, время наложило свою печать и на мою трактовку Петрограда...

    Анна Андреевна согласилась познакомить меня с некоторыми еще не опубликованными стихотворениями о Ленинграде.

    – Когда в конце января 1944 года в Ташкент пришло известие о полном снятии блокады Ленинграда, я написала стихотворение "Победителям". – И она прочла его мне. – А еще раньше, – продолжала Анна Андреевна, – я написала о защитниках Ленинграда. А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена

Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,

А крикнуть на весь мир все ваши имена!

Да что там имена!

                           Ведь все равно – вы с нами!..

Все на колени, все!

                           Багряный хлынул свет!

И ленинградцы вновь идут сквозь дым

                                                    рядами –

Живые с мертвыми: для славы мертвых

                                                       нет.    ...Я с жаром поблагодарил Анну Андреевну, она продиктовала мне прочитанные стихотворения. Я включил их в свою статью, опубликованную в первом номере журнала "Знамя" за 1945 год.

 В марте 1946 года позвонила Анна Андреевна и сказала, что ее пригласили выступить с чтением стихов в Дом ученых (в Лесном).

    – Я дала согласие. Но они еще спросили, кто бы мог произнести вступительное слово. Слушатели Дома ученых, как сказала звонившая мне милая женщина, хотят познакомиться с творческим путем Ахматовой... Я рекомендовала вас. Пожалуйста, не отказывайтесь, когда вам будут звонить.