Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир

В качестве моральной поддержки Науменко взял с собой Ишу, его одноклассника Сашу Бицкого и несколько бутылок «Стрелецкой». Для солидности друзья решили ехать не автостопом, а купив места в сидячем вагоне. Но поездка получилась, мягко говоря, странной.

К весне 1980 года волшебница Таня сменила несколько адресов, и в поисках ее нового жилища питерскому десанту пришлось заночевать прямо на вокзале. Финансы быстро закончились, и Иша был вынужден звонить друзьям — с просьбой выслать денежный перевод. Когда же Майку все-таки удалось разыскать бывшую подругу, выяснилось, что она немного беременна. Встреча в присутствии обкуренного мужа получилась нервной и скомканной.

Возвращение из предолимпийской Москвы в дождливый Ленинград оказалось непростым — и эмоционально, и физически. Через несколько дней обессиленный Майк исчез со всех радаров.

Тут стоит вспомнить, что Кит Ричардc однажды заметил, что самые лучшие художественные произведения создаются в наиболее трудные времена. Пикассо написал «Гернику» под впечатлением от уничтожения испанского города немецкой авиацией, трагедию «Эдип» Вольтер сочинил в тюрьме, а Вийон создал свой шедевр «Завещание» в то время, когда ожидал смертную казнь.

В свою очередь, раздираемый внутренними демонами Майк вынырнул на поверхность через месяц совершенно другим человеком. С новым мировоззрением и с новыми хитами: «Пригородным блюзом», «Сладкой N», пронзительным Blues de Moscou и крайне жесткой композицией «Дрянь». После этих безысходных манифестов его жизнь не могла оставаться прежней.

Говорят, что первым был написан «Пригородный блюз» — когда Майк «сидел в халате и созерцал какую-то гадость по телевизору». Насмотревшись всевозможных марсианских хроник, Науменко создал за вечер отчаянный монолог аутсайдера, глазами которого описывается повседневное безумие, творящееся в его квартире. Не очень понятно, сколько лечебного зелья было успешно израсходовано поэтом, но если провести экспертизу рукописи, несложно увидеть, что ближе к финалу строчки становились все кривее и кривее, а автор — все пьянее и пьянее: «Я боюсь жить, наверное, я трус / Денег нет, зато есть пригородный блюз».

Но от такой скотской жизни у Майка наконец-то поперло вдохновение. Причем настолько мощно, что на сон и еду времени уже не оставалось. Буквально через несколько дней, «вдумчиво опохмелившись», он написал панк-боевик Blues de Moscou — в активном соавторстве с Ишей Петровским.

«Майк быстро придумал размер будущего текста, после чего мы надолго задумались над первой строчкой, — вспоминал Иша спустя тридцать лет. — Наконец у меня родилось: «Здесь нас никто не любит». «Да, — согласился Майк, — и мы не любим их. Кстати, это может быть уже вторая строчка». В следующие час-полтора, показавшиеся нам мучительно долгими, сложился и остальной текст... Свое сочинение мы первоначально назвали «Блюз с подробным и обстоятельным описанием того, как Майк и Иша обломались в Москве в марте 1980 года». Перечитав его заново, мы были несколько удивлены тем, что у нас получилось».

Следующими выстрелами стали песни «Дрянь» и «Сладкая N»: «И дамы были довольно любезны / И одна из них пыталась захватить меня в плен / А я молчал, пень пнем, и думал / С кем и где ты провела эту ночь, моя Сладкая N?»

Спустя годы многие критики уже и не пытаются оспаривать автобиографический характер этих композиций. Но сам Майк тщательно ретушировал свою музу, утверждая в интервью, что героиня этих антифеминистских гимнов — исключительно собирательный образ. Полумифическая фигура — как Sweet Jane у Лу Рида или «Прекрасная незнакомка» у Блока.

Тем не менее, близкий круг друзей отчетливо понимал, кто именно явился источником вдохновения его новых творений.

«Я прекрасно знал, кому посвящена та или иная песня, — поведал в интервью 1992 года Михаил «Фан» Васильев. — Сладкая N — была такая девушка, которая сейчас, по-моему, в Москву переехала. С песней «Дрянь» более сложная история. Она посвящена подружке моей жены. Это были две девушки, с которыми мы часто оттягивались в Апраксином переулке. Потом я женился на Зине Васильевой, а Майк вот песню написал».

Одним из первых слушателей «Дряни», гитарный рифф для которой был позаимствован у Марка Болана, а текст оказался похож на песню Лу Рида Dirt (You’re just dirt... That’s the only word that hurt) — оказался счастливчик Иша. Как гласит история, приблизительно в апреле 1980 года на его важном посту вневедомственной охраны раздался телефонный звонок.

«Гнусавым голосом Майк зачитал мне текст и спросил: «Ну как?», видимо, не сомневаясь в успехе, — с улыбкой вспоминал Игорь Петровский. — «Заебись, — восторженно ответил я. — Так все мерзко и безыскусно, очень гадкие и некрасивые рифмы...» — «Вот и мне так кажется, — с какой-то детской радостью отозвался Майк. — Гадом буду, но это — хит!» Затем я услышал, как на другом конце провода льется в стакан вино».

Безусловно, этот цикл песен стал переломным для Науменко. С этим были согласны его друзья, которые понимали, что их приятель создал композиции, созвучные духу времени — хлесткие, стебные, энергичные и злые. Заметим, что ни у «Машины времени», «Високосного лета» и «Воскресения» в Москве, ни у «Мифов», «Россиян» и «Аквариума» в Питере такого «градуса напряжения» тогда не наблюдалось и близко.

«Я вспоминаю вечер, когда мы сидим у Майка на кухне, и он поет «Дрянь», только что написанную, — рассказывал Борис Гребенщиков. — И нет ощущения, что мы находимся в какой-то рок-н-рольной провинции. Что там они умеют, а мы не умеем — ни фига! Тот комплекс, которым страдало большинство наших рок-музыкантов — у них там «фузз», «квак», обработка звука — нам это было не нужно. Это были какие-то второстепенные детали, а только это ощущение и было правильным. Что если ты написал правильную песню, правильно ее спел один раз — все! Остальное уже должно прикладываться!»

Сотворив за несколько месяцев свои основные хиты, Майк создал костяк будущей концертной программы. Все подступы к ней уже были нащупаны — она получалась на редкость универсальной: ее можно было исполнять как в акустике, так и в электрическом варианте. Теперь «ленинградскому Марку Болану» оставалось все это по-человечески записать и создать наконец-то собственную рок-группу.

На стыке десятилетий «период неоформленной мифологии» в биографии Майка подошел к логическому завершению. Но надо признаться, что белых пятен в той эпохе для нынешних исследователей осталось еще предостаточно. Поиск любой новой информации сегодня крайне проблематичен: давно умерли родственники, ушли из жизни многие друзья, с кем-то навсегда потеряна связь... Но в последний момент работы над книгой