Инчик-Сахалинчик - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

построит шалаш и рядом разведёт костёр, а мне приходится ему помогать.

– Ну как тебе наш шалаш? – спрашивает он.

Пожимаю плечами, не скажу же я, что мне больше нравится есть ягоду прямо с куста, чем заниматься домо-обустройством:

– Нормальный такой шалаш, а мы будем играть в семью, суп из мамонта варить?

– Не-а, я никогда не женюсь, капитаном хочу стать! – дружок берет меня за руку и уводит подальше от жилища, в болотистый овраг – кушать ягодку маховку.

«Черт лесной, как будто мысли мои прочитал!» – бурчу про себя, ковыляя за шустрым пацаном.

Если вы никогда не пробовали маховку, то ничего не потеряли, она растёт редкими, одинокими, почти лысыми невысокими кустиками, с рифлеными листочками, как у клёна, сама красненькая, покрыта маленькими усиками – мхом, а внутри жидкая. Наверное, вымирающий эндемик Сахалина, её даже в энциклопедии не найти.

Маленькая маховка весело лопается на языке, я спрашиваю у Толяна:

– Коль ты хочешь стать капитаном, то почему всё время гуляешь по лесу, а не по морю?

– Да, да, пойдём на море! – вспоминает Толик и ведёт меня на запад.

Целых три километра шагаем по бурелому параллельно мгачинской дороге. Этому молодому леснику ничего не стоило спустить наши тела вниз и пойти, как белым людям, по дороге. Нет, наш капитан выискивает путь потруднее!

Добрались мы, наконец, до берега. Вон оно море – внизу под нами да под скалистой сопкой. Спускайся и беги по серому песку босиком!

– Инн, а давай по скалам лазить! – кричит Толик.

И я (куда уж денешься) со своим капитаном обследую прибрежные скалы. И хочу только одну фразу кинуть в его все время ускользающий зад:

– Может ты ошибся, может ты хочешь стать не капитаном, а каскадером, скалолазом, спасателем? Лешим, на худой конец!

Мгачинский леший

Толик – очень приставучий парень:

– Инчик, айда в лес, я тебе лешего покажу!

– Ну айда так айда.

После четырёх часов бесцельного скитания по опушкам, я хитро спряталась за ёлочкой:

– Толик, ну и где же твой леший?

– А вот он я! – мой дружочек соорудил корону и юбку из папоротника.

Я сощурилась ещё хитрее:

– А знаешь, когда-нибудь наступит на земле самый волшебный день, когда я вырасту, превращусь в большую, толстую тётю, стану писательницей и тогда… Тогда я напишу какой во мгачинском лесу леший – дурак!

Дед Каргапол

Во Мгачах обосновались татары и русские, корейцев и народов севера нет совсем. Я верчусь вокруг матери и спрашиваю:

– Мам, а почему бабушка Толика на нас не похожа?

Валентина Николаевна лепит пельмени:

– Какого Толика, доча?

– Ну, нашего Толика!

Скалка выпала из мамкиных рук:

– Ты хочешь сказать, твоего Толика? Вы что, уже поженились и нас в известность не поставили? Вань, глянь-ка на них, они уже тогось, а родители побоку!

– Мама, я не о том! Почему у Каргаполовых бабушка не такая, как моя?

– А что с ней не так? Вы точно не женаты?

– Ну, мама! У неё лицо круглое-круглое, и глаза как ниточки.

– Ой, ты господи! Да то ж когда война была, фашиствующие японцы взяли в плен корейцев, пригнали их на Сахалин и сделали своими рабами. Так вот, эта бабушка и есть кореянка, бывшая пленная.

– Да? То-то я смотрю, дед Каргаполов ходит и глазами зырк-зырк, как самый настоящий фашист! Мам, пойдем их бабушку из рабства выручать. Это ж надо! Сколько же лет он бедную женщину в плену держит? А вы ходите такие, делаете вид, что всё нормально. Вот кто вы все после этого?

– Инна, тут нет японцев, и дед Каргапол – русский!

– Да мне какая разница: в русском она плену или в японском!

– Донь, а ты куда помчалась?

– Сказать Толику, что никогда на нём не женюсь! Поганая его фамилия, ой, поганая!

Рисовальщики

Рисовала я долго, много и красиво. Как мне казалось! Кошки, люди, природа – всё это тщательно вырисовывалось. Изобразить что-то фантазийное у меня не получалось, не хватало элементарного – пространственной памяти. Как только я отводила взгляд от предмета, то не могла вспомнить, как он выглядел. Вот нарисуйте человека в движении… Во-во! И я о том же. Посещение художественного кружка мне не помогало. Толик всё равно рисовал лучше. Но и у него было однобокое восприятие мира: корабли и самолеты.

– Вот что ты рисуешь? – тычу я Толика в его заготовку.

– Войнушку.

– Надоел. Нарисуй дом, семью, кошку.

– Да ты достала уже со своими кошками! Всю хату кошками обвесила. Куда ни плюнь – кошка.

– А ты не плюй! Рисуй.

Я и Толик сидим, пыхтим, рисуем дома, деревья, родителей и кошек. А когда работа закончена, несёмся с листочками к мамкам. Тётя Нина и тётя Валя внимательно рассматривают наши творения, и обе признаются, что у мальчика получилось намного лучше, чем у девочки. Я злюсь:

– Ну где же у него лучше? Вы не видите, что он ручкой рисовал, а я красками! Вы что, не понимаете разницу между ручкой и красками?

– Понимаем, но у Толяна дом и кошка красивее!

– Да боже ж ты мой! Как же чернила могут быть красивее красок?

– Могут.

– Не могут. Чернила чёрные, а краски яркие! Вы случайно не дальтоники все?

Подошёл мой отец, прислушался к предмету спора, рассмотрел детские художества, попытался вникнуть в мою девичью философию и сказал:

– Ты дочь, стамеску с резцом сравнила. А надо сравнивать результат, то есть саму работу по дереву.

– Я и сравниваю результат: у меня красный дом, зелёное дерево, рыжая кошка, нарядные люди, а у него всё чёрное, чёрное, чёрное!

В тот день нашим взрослым так и не удалось подобрать правильные слова, чтобы объяснить вредной дочке, что у нее просто руки – крюки, крюки, крюки… десять раз крюки! Ну глупые родители, нет?

Зубковская живность

Когда я была совсем маленькой, то помню в сарае кроликов. Потом отцу стало тяжко их содержать и они исчезли. Остались свиньи и куры. Кур кормили самым настоящим пшеном и дождевыми червями, коих они находили сами на картофельном поле. А двух свиней потчевали – ясельными помоями, картофельными очистками, перловкой, комбикормом и чёрным хлебом. Я занимала очередь в магазине и брала четыре булки черного хлеба (по 16 копеек) и одну булку белого (по 22 копейки). Свинью резали всегда зимой. Этот грандиозный для семьи праздник назывался Свежина. В нашу маленькую хатку набивалось столько народа (родни и в друзей), сколько даже в Новый год не набивалось. И всем ещё кусок мяса с собой в дорожку