Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

Ознакомительный фрагмент

весьма быстро и неожиданно износилась. К сожалению, как я уже сказал, мы не могли рассчитывать в вопросах снабжения на получение помощи от наших союзников: последние сами выбивались из сил, чтобы преодолеть собственные в этом отношении затруднения.

Все вытекавшие выводы о невозможности задаваться при существовавших условиях какими-либо широкими предположениями на ближайшие месяцы, вынуждали Великого князя вначале присоединиться к моей точке зрения о необходимости временно ограничиться действиями в направлении Восточной Пруссии как более безопасными и лучше соображенными с наличным состоянием армии и ее возможностями. Однако, сторонники другого мнения указывали на подготовку австро-венгерских войск к новому наступлению и на необходимость ответить на этот способ действий не обороной, а только активными действиями, чтобы не дать возродиться австро-венгерской армии от перенесенных ею поражений. Генерал Иванов настойчиво указывал, что успех против австрийцев «отзовется благоприятно в Венгрии, которая готова идти на сепаратный мир, а также и в Румынии»…

Около того же времени и граф [А. А.] Игнатьев,[74] русский военный агент в Париже, сообщал в Ставку, что генерал Жоффр, осведомленный о трагическом положении вопроса об огнестрельных припасах в Русской армии, высказался, что «если мы лишены возможности возобновить наступление в Польше, то все же, быть может, сможем продолжить действия в Галичине, где характер местности требует минимального содействия артиллерии».

Наконец, на решение Верховного главнокомандующего, в смысле перенесения наших наступательных действий в Галичину, стали давить и политические факторы. В феврале 1915 г. открылись военные действия союзников против Дарданелл, а дипломатия Держав согласия в наступающем году сосредоточила все свое искусство на том, чтобы привлечь на свою сторону Румынию и Италию. Очевидно, что при таких условиях достижение Россией крупного успеха на австро-венгерском театре могло казаться крайне заманчивым, если бы не реальные факты, говорившие против возможности счастливого выполнения задуманной операции.

Оценка условий обстановки всегда, однако, является делом субъективным; поэтому принятие того или иного решения Главнокомандующим вооруженными силами, говоря теоретически, должно бы всегда быть актом только его свободной воли. Дело ближайших сотрудников Верховного лишь выяснить реальные плюсы и минусы всякого данного решения, что и было выполнено с величайшим вниманием. Мои предположения о более осторожном способе действий менее подходили к порывистому и стремительному характеру Великого князя и поэтому, в конечном результате, не были приняты. Великий князь, под влиянием сторонников другого способа действий, изменил свое первоначальное мнение и, в конце концов, все более и более стал склоняться к тому образу действий, который казался ему более отвечавшим масштабу России и ее конечным стремлениям.

19 марта начальник штаба Верховного главнокомандующего «собственноручным» письмом, на имя главнокомандующих фронтами сообщал, что «отныне Верховный главнокомандующий имеет своей основной задачей перейти всем Северо-Западным фронтом к чисто оборонительного характера действиям, а Юго-Западному фронту предназначает главнейшую задачу будущей части кампании…» Это единственная директива за всю войну, вышедшая из-под пера генерала Янушкевича. Так как всякий оперативный план должен соответствовать настроениям и характеру их ответственного исполнителя и так как таковым по закону являлся не кто другой как Главнокомандующий, то, в сущности, против данного решения спорить более не приходилось. Но, в виду необычного порядка отдачи директивы, минуя меня, я все же немедленно возбудил ходатайство о моем увольнении от должности. Просьба моя была категорически отвергнута, и я продолжал занимать прежний пост генерал-квартирмейстера, причем, конечно, с прежним рвением стремился обеспечить успех нового плана, принятого Великим князем, стремясь лишь по возможности смягчить те опасности, которые, по моему мнению, могли угрожать и стали позднее действительностью в отношении нашего стратегического положения вообще, и на севере в частности. Тем не менее, в довольно длительный период колебаний, стали уже постепенно осуществляться меры, намечавшиеся к исполнению, согласно первоначального решения Великого князя.

Против 83 неприятельских дивизий, каковую цифру в середине января 1915 г. русская Ставка принимала в основание расчетов того времени, мы имели на фронте 99 пехотных дивизий и, кроме того, в непосредственном распоряжении Верховного главнокомандующего находились 4 отборных пехотных дивизии. Соответственным распределением этих дивизий и укреплением занимавшихся позиций мы достигли, прежде всего, того, что положение нашего фронта должно было считаться достаточно прочным и никакая неожиданность не могла нам угрожать своими последствиями. К февралю месяцу мы имели основание рассчитывать влить в войска новобранцев 1914 г. и несколько улучшить положение подвижных артиллерийских запасов.

В Восточной Пруссии к этому времени находилась наша 10-я армия, имевшая 15 численно довольно слабых дивизий, против 8 германских. Армия эта остановилась в своем наступлении перед укрепленной позицией германцев на фронте Мазурских озер. Командующий этой армией генерал [Ф. В.] Сиверс[75] полагал возможным лишь медленное продвижение ее вперед, при помощи саперных и минных работ. Наиболее притягивавшим к себе внимание, в смысле возможности наступления, было Млавское направление, на котором войска Новогеоргиевской крепости (4 пехотных дивизии) вели довольно успешную борьбу против относительно слабых сил немцев (вероятно 2 дивизии). Чувствовалось, что, при энергичном нажиме, противник может быть здесь отброшен на свою территорию.

Для наступления предполагалось образовать ударную группу из трех отборнейших корпусов (Гвардейского, 4-го Сибирского, только что прибывшего с Дальнего Востока, и 15-го корпуса, заново сформированного). Вместе с некоторыми дополнительными частями сила ударной группы могла быть доведена до 8–9 пехотных дивизий. Для главного удара было избрано направление с фронта Пултуск – Остроленка на фронт Сольдау – Ортельсбург, причем обеспечение флангов ударных групп должно было лежать: левого на войсках, уже находившихся на Млавском направлении, и правого на частях 10-й армии.

На переброску немецких войск с левого берега реке Вислы, мы, очевидно, должны были ответить переброской с того же фронта наших войск, причем выгода более коротких расстояний была бы на нашей стороне. Само собой разумеется, что атака ударной группы должна была поддерживаться демонстративными действиями остальных армий Северо-Западного фронта; 10-я же армия должна была совершить энергичный натиск на противника со стороны одного из ее флангов. С предположениями этими был своевременно ознакомлен лично мною генерал Рузский, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, а 18 января он был официально уведомлен, что Верховный главнокомандующий вполне одобрил формирование новой 12-й армии для Млавского направления и утвердил назначение командующим этой армией генерала Плеве, которого вместе с его начальником штаба генералом Миллером считал наиболее подготовленным для выполнения задуманной операции. Однако уже в это время Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов, отчасти поддерживаемый начальником штаба этого фронта генералом Алексеевым, выражал явное тяготение к мысли о необходимости форсирования Карпат и вторжения в Венгерскую равнину, в результате чего генералу Иванову заманчиво рисовалась картина распадения австро-венгерской монархии и заключение сепаратного от Германии мира.

Вначале идея зимнего форсирования Карпат стала проводиться главнокомандованием Юго-Западного фронта только под видом