Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

К моему приходу с инспектором Романовна капитально приготовилась: стол трещал от яств. Прежде чем усадить подполковника Жихарина за стол, я сводил его на экскурсию в погреб. Спустившись в него, инспектор на минуту потерял дар речи. Взяв в руки литровую бутыль времен атамана Семенова, он обратил внимание на таинственную клинопись, сделанную рукою Романовны на самодельной бирке: «С. бр. св. 55. анг.»

— Самогон сорта «бронебойный», пятьдесят пять градусов, лучше всего воздействует на ангину, — перевел я.

Подполковник тяжело сглотнул слюну. Его глаза туманились, как у боксера, пребывающего в нокдауне.

— А у меня с утра что-то в горле першит, — задумчиво и с лукавой ухмылкой сказал он, неохотно помещая бутыль на прежнее место.

В тот вечер мы сумели перепробовать с ним лишь малую Долю «подпольного ассортимента», но и этого оказалось достаточно, чтобы мы свалились спать, даже не сняв одежд. Утром я обнаружил его тяжело храпящим на дне погреба в обнимку с бутылью. У него не хватило сил даже открыть ее. Мне стоило больших трудов поднять его наверх и уложить в кровать. Присланная за инспектором машина комдива уехала ни с чем: у подполковника была ангина…

Через неделю, выставив моей службе «отлично» с плюсом, он уехал в Хабаровск. Легенда о «винных погребах» белогорской Романовны быстро распространилась по штабу Дальневосточного военного округа. Вскоре в дивизию нагрянул целый десяток штабных инспекторов, среди которых был и уже до боли знакомый мне подполковник Жихарин. Комдив срочно вызвал меня к себе и с отеческим волнением сказал:

— Сынок, так велено распорядиться истории, что теперь судьба дивизии вручается тебе и твоей Романовне. Иди и готовься со старухой к приему очень дорогих гостей.

Дюжина инспекторов-полковников славненько оттянулась в тот вечер. Половина их, скошенная «бронебойным», глубоким сном чапаевских часовых уснула на многочисленных кроватях Романовны. Остальных мы с комдивом с великим трудом свезли в гостиницу.

На рассвете Романовна разбудила меня тревожным шепотом:

— Беда! Не хватает ботинка! И еще правых больше, чем левых!

Оказалось, денщик Романовна приводила в порядок обувь дорогих гостей и недосчиталась одного полковничьего ботинка. Я еще раз провел тщательную инвентаризацию инспекторской обуви и убедился, что хозяйка дома права. Была смутная догадка, что кто-то из увезенных в гостиницу инспекторов умудрился напялить два левых и два правых ботинка. Но одного для шести оставшихся явно не хватало. Эта пропажа могла перерасти в ЧП. А ведь мне была вручена судьба дивизии…

Голова Романовны в то роковое раннее утро была гораздо светлее моей. Пока я тяжело скрипящими мозгами выстраивал логические схемы, спаривая ботинки и пересчитывая их, старушка схватила фонарик и метнулась на улицу. Вскоре она влетела в дом с радостным воплем:

— Нашелся!

В руках она держала мокрый и грязный ботинок:

— Я фонариком в лужу посветила, а он затаился там, как подводная лодка! Видать, кто-то по дороге в туалет потерял…

Судьба дивизии была спасена…

С тех пор подполковник Жихарин в течение года почти каждую неделю стучался в мое окно и, сладко улыбаясь, приговаривал:

— А это я… Инспекция. Можно добавить?

Он потихоньку спивался.

Однажды в полигонной палатке на учениях мне стало страшно, когда я увидел, что лыка не вяжущий подполковник выковырнул из стакана со спиртом кем-то брошенные туда вместо пепельницы два окурка и тут же допил рыжую и вонючую жидкость…

ПЛЕМЯННИК БРЕЖНЕВА

Бывают особые инспектора-охотники местного масштаба.

Один из них чуть было не сломал судьбу доблестного отличника боевой и политической подготовки, моего сослуживца капитана Савчука. Его выручила какая-то безвестная дородная красавица, ничего не подозревавшая о своей чудодейственной силе…

Незадолго до весенней проверки командир отдельного батальона капитан Савчук написал рапорт с просьбой разрешить поступление в академию. Капитан был уже старожилом в дивизии, а его батальон обставлял по всем статьям другие подразделения. Впереди светило три года студенческой жизни в столице и новое назначение в человеческое место. Но капитан однажды сильно навредил сам себе — отказался отдать стройматериалы, предназначенные для оборудования караульного помещения, какой-то шишке из штаба армии на дачу.

И пошел террор: караульная служба — плохо, содержание техники — преступно, казарменный фонд — отвратительно. В ленинской комнате — бычки, офицеры пьют, забор покосился.

На итоговую проверку батальон Савчука выходил обреченным на полный разгром. Капитан находился в состоянии человека, ожидающего казни. Начало инспекторской проверки — отсутствие бирки с фамилией ответственного за огнетушитель — означало подрыв боеготовности и суровый приговор, не подлежащий обжалованию. Зам начальника штаба дивизии подполковник Востров, которого я сопровождал, успешно выполнял заданную программу.

— Не видать тебе академии, Савчук, как ежу собственной задницы! Спишь на должности, мыши Боевое знамя скоро сожрут! Тащи чемоданы с оперативными документами, если их еще китайцы не украли!

Мы зашли в комбатский кабинет. Грозный подполковник сел на рабочее место Савчука и закурил. В следующее мгновение он замер, как от удара инфаркта. Под стеклом лежал цветной снимок, вырванный из какого-то журнала. На Вострова смотрел Генеральный секретарь ЦК КПСС — Верховный главнокомандующий Вооруженными Силами СССР Леонид Ильич Брежнев. Рядом с ним — группа симпатичных девушек. Лицо одной их них было жирно обведено фломастером. И надпись — «Узнаешь?».

То была одна из фотографий Брежнева в кругу передовиков машинного доения.

Высокомерное и самоуверенное лицо Вострова превратилось в маску до смерти напуганного человека.

Глубоко затянувшись сигаретой, он снял фуражку и подвинул к себе пепельницу. Потом посмотрел на Савчука уже не свирепо-тигриными, а испуганными кроличьими глазами и, осторожно ткнув пальцем в снимок, робко спросил:

— Кто эта девушка рядом с Леонидом Ильичом?

Савчук решил сыграть по-крупному:

— Сестра… Она… Она… Главный бухгалтер Днепродзержинского обкома партии… Похожа?

— Ну ладно, Савчук, — потеплевшим голосом строгого, но справедливого отца сказал Вострое, — пошумели и хватит. Чего нам делить — одно дело делаем. Устраняй недостатки…

И мигом слинял в штаб дивизии.

— Теперь бы батальон хотя бы для виду проверили, — резко обнаглевшим тоном сказал Савчук, задыхаясь от смеха, — а то влепят пятерку ни за что.