Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

Ознакомительный фрагмент

Маленький савояр, что понес письмо в Пасси, вернулся в четыре часа с запиской, в которой значилось: «Момент, когда я увижу г-на шевалье де Сейнгальт, будет одним из самых счастливых в моей жизни. Сделайте так, чтобы он был у вас послезавтра в десять часов, и если он не сможет быть в это время, дайте мне знать».

Прочтя эту записку и пообещав быть точно в назначенный срок, я покинул м-м Варнье и отправился к м-м дю Рюмэн, которой я должен был пообещать целый день, чтобы ответить на кучу вопросов, которые она имела ко мне, и для ответа на которые мне нужна была помощь моего оракула.

На следующий день я узнал от м-м д'Юрфэ занятный ответ, который выдал ей г-н герцог де Шуазейль, когда она объявила ему о встрече с графом де Сен-Жермен в Булонском лесу.

— Я этим не удивлен, — сказал ей этот министр, — поскольку он провел ночь в моем кабинете.

Этот герцог, человек ума, и при этом человек светский, по натуре экспансивный, не имел привычки хранить секреты, если только речь не шла о делах большой важности; отличаясь в этом от тех рядовых дипломатов, что стремятся придать себе больше веса, делая тайну из всякого пустяка, для которого секретность столь же неважна, сколь и разоблачение. В действительности редко дело представлялось важным для г-на де Шуазейль; и действительно, если бы дипломатия не была наукой интриг и коварства, если бы мораль и правда лежали в основе государственных дел, как это должно быть, тайна явилась бы скорее странной, чем необходимой.

Герцог де Шуазейль подверг кажущейся опале Сен-Жермена во Франции, чтобы иметь его в Лондоне в качестве шпиона; но лорд Галифакс не попался на хитрость, он счел эту уловку слишком грубой; однако это такие любезности, которыми готовы обмениваться все правительства, не вызывая взаимных упреков.

Юный д'Аранда, осыпав меня ласками, просил с ним позавтракать в его пансионате, заверив, что м-ль Виар с удовольствием увидится со мной.

На следующий день я не мог пропустить свидания с прекрасной Роман. Я был у м-м Варнье за четверть часа до прибытия этой ослепительной брюнетки, и ждал ее с биением сердца, которое убеждало меня, что тех маленьких благ, что я мог себе доставить, было недостаточно, чтобы загасить пламя, которое она во мне зажгла. Когда она появилась, ее полнота внушила мне уважение. Род почтения, которое, как мне казалось, следует испытывать к султанше на сносях, помешал мне подойти к ней с изъявлениями нежности, но она была вполне далека от того, чтобы воображать себя более достойной уважения, чем тогда, когда я знал ее в Гренобле бедной, но нетронутой. Она сказала мне об этом в самых ясных выражениях, после того, как сердечно расцеловала.

— Думают, что я счастлива, — сказала мне она, — все завидуют моей судьбе; но можно ли быть счастливой, когда теряешь самоуважение? Вот уже шесть месяцев я смеюсь лишь краем губ, в то время как в Гренобле, бедная и почти лишенная самого необходимого, я смеялась от чистого веселья, непринужденно. У меня есть бриллианты, кружева, превосходный замок, экипажи, прекрасный сад, служанки, дама-компаньонка, которая меня, быть может, презирает, и, хотя со мной обращаются как с принцессой первые дамы двора, которые запросто ко мне приходят, нет дня, чтобы я не испытала какого-нибудь унижения.

— Унижения?

— Да, эти прошения, с которыми ко мне обращаются, с тем, чтобы обрести монаршие милости, и которые я вынуждена отсылать обратно, извиняясь в своей беспомощности, поскольку не смею ничего просить у короля.

— Но почему вы не смеете?

— Потому что невозможно мне заговорить со своим любовником, не имея перед глазами монарха. Ах! Счастье в простоте, а не в пышности.

— Это в порядке вещей, и надо вам стараться быть на высоте того положения, в которое ставит вас судьба.

— Я этого не могу; я люблю короля и все время боюсь ему не понравиться. Мне все время кажется, что он одаривает меня более, чем я стою; поэтому я не смею ничего просить у него для других.

— Но король будет счастлив, я в этом уверен, доказать вам свою любовь, оказывая милости людям, в которых вы принимаете участие.

— Я это понимаю, и это делает меня счастливой, но я не могу побороть себя. Я имею сотню луи на булавки; я раздаю их в виде милостыни и в качестве подарков, но экономно, чтобы дотянуть до конца месяца. У меня есть идея, несомненно ошибочная, но владеющая мной вопреки самой себе, я думаю, что король любит меня только потому, что я ему не докучаю.

— А вы его любите?

— Как можно его не любить! Вежливый в высшей степени, добрый, нежный, красивый, галантный и чувствительный; он именно таков, чтобы покорить сердце женщины.

Он не перестает спрашивать меня, довольна ли я моей мебелью, моим гардеробом, моими слугами, моим садом; не хочу ли я что-то изменить. Я его обнимаю, я его благодарю, говорю, что все прекрасно, и я счастлива, видя его довольным.

— Говорит ли он с вами о ребенке, которого вы ему подарите?

— Он часто говорит мне, что в моем состоянии я должна прежде всего заботиться о моем здоровье. Я льщу себя надеждой, что он воспримет моего сына как принца своей крови; королева умерла, и он должен по совести осознать это.

— Не сомневайтесь в этом.

— Ах! Сколь дорог мне будет мой сын! Какое счастье быть уверенной, что это будет не девочка! Но я ничего никому не говорю. Если я осмелюсь сказать королю о гороскопе, я уверена, что он захочет с вами познакомиться; но я опасаюсь клеветы.

— И я также, дорогой друг. Продолжайте хранить эту тайну, и пусть ничто не возмутит счастья, которое может только возрасти, и которое я счастлив вам предвестить.

Мы расстались, пролив слезы. Она вышла первая, прежде поцеловав меня и назвав своим лучшим другом. Я остался наедине с м-м Варнье, чтобы немного успокоиться, и сказал ей, что, вместо того, чтобы выдать м-ль Роман ее гороскоп, я должен был на ней жениться.

— Она была бы более счастлива. Вы не могли предвидеть ни ее робости, ни отсутствия у нее амбиций.

— Могу вас уверить, мадам, что я не рассчитывал ни на ее смелость, ни на ее амбиции. Я упустил из виду свое собственное счастье, думая только о ее. Но дело сделано. Однако, я утешусь, увидев ее действительно счастливой. Я надеюсь, что это произойдет, особенно, если она разродится сыном.

Пообедав с м-м д'Юрфэ, мы с ней решили отправить д'Аранда в его пансион, чтобы быть более свободными в наших каббалистических занятиях; затем я направился в оперу, где мой брат назначил мне свидание, чтобы отвести ужинать к м-м Ванлоо, которая встретила меня изъявлениями самой большой дружбы.

— Вы будете иметь удовольствие, — сказала мне она, — ужинать с м-м Блондель и ее мужем.