Петр Григоренко - Наши будни, или рассказ о том, как фабрикуются уголовные дела на советских граждан, выступающих в защиту прав человека

Следует особо подчеркнуть, что те, кто хранит средства Фонда, распространяет и доставляет помощь, ничего для своих расходов из фонда не получают. Даже Александр Гинзбург, которого никто в мире не осудил бы, если б он с разрешения фондо-держателя получал какое-то жалованье за свою огромную и ответственную работу. Но он настойчиво отклонял подобные наши советы и продолжал зарабатывать на семью собственными руками. Его не брали на работу, а взявши вскоре увольняли. Но он никогда не падал духом. Пользуясь своей профессиональной разносторонностью, он зарабатывал хлеб свой по трудовым соглашениям.

Корреспонденты с большим интересом отнеслись к этому сообщению. Задавали много вопросов. Ответить на некоторые из них, например, о технике доставки вспомоществования, не было возможности. Специфика деятельности Фонда не позволяет разглашать эту технику.

Интересовались корреспонденты и вопросами письма А. Петрова и личностью автора. Мы по мере возможности ответили и на эти вопросы. Довольно подробные данные об авторе сообщил член московской общины пятидесятников Анатолий Власов. Он приехал к Юрию Орлову, обеспокоенный письмом А. Петрова в "Литературной газете". Здесь он узнал о предстоящей пресс-конференции и согласился принять в ней участие.

А. Власов рассказал, что А. Петров, прибыв после освобождения из лагеря в Москву, связался с их общиной и заявил, что в лагере он уверовал в Бога и стал пятидесятником. Он просил оказать ему как единоверцу материальную помощь. Свою просьбу он мотивировал тем, что в Ленинграде, где проживает мать, его не пропишут, а оставить одну, без сыновнего ухода 83-летнюю мать он не может. Значит, ему надо купить дом в таком месте, где бы его прописали и где могла бы жить с ним престарелая мать. Такой дом он присмотрел в г. Боровске, но стоит он 11 тысяч, которых у него нет. Столь огромную сумму не могла собрать и московская община. Тогда московские пятидесятники обратились в другие общины, и те помогли. Нужная сумма была собрана и вручена А. Петрову.

Но Петров (Агатов) не торопился в Боровск. Совершив тягчайший, с точки зрения пятидесятников, грех, он сошелся с женой члена общины, предоставившего ему по-братски свой кров. Мало того, он выжил хозяина из своей квартиры, и тому пришлось обращаться за помощью в милицию. Но когда пришел участковый, А. Петров вызвал по телефону полковника КГБ, и тот распорядился - Петрова не трогать. При этом он обещал, что в самое ближайшее время квартира будет разменена и хозяину выделят комнату. Это обещание через несколько дней было выполнено.

Итак, А. Петров (Агатов), прежде в Москве не проживавший, после освобождения из заключения живет здесь около двух лет, нигде не работая: проживает те тысячи, которые мошеннически получил у московских пятидесятников. Дом ему не потребовался, "любимую мамочку", без которой, как утверждал он, "жить не может", отправил в Сибирь к ее сестре. В Москве, где он сумел уже оформить квартиру (на жену), никто его не тревожит.

А вот Александру Гинзбургу, которого А. Петров всячески поносит в своем письме, власти в течение пяти лет не позволяют даже временно пожить в Москве, где он проживал до ареста и осуждения и где постоянно проживает его жена с двумя малолетними детьми и мать. Стоило ему приехать на день-два к семье, как его тут же тащили в милицию. И никакие полковники КГБ за него не вступались.

В чем же дело? Почему такое разное отношение к людям, судившимся по одной и той же статье Уголовного кодекса? Видимо, один из них принадлежит (употребляя меткое выражение

Солженицына) к "социально близким". Проверим это предположение. Дадим слово для характеристики А. Петрова самому КГБ. Цитирую по книге, предъявленной корреспондентам во время пресс-конференции:

"В октябре 1961 года к одному руководителю учреждения обратился некий Петров-Агатов и заявил, что редакция газеты "Известия" поручила ему разобраться и написать статью о внедрении в промышленность нового изобретения ленинградского профессора.

Руководитель учреждения созвал широкое совещание, на которое пригласил ученых специалистов различных ленинградских организаций и автора изобретения. Всем им по ходу совещания Петров задавал "уточняющие" вопросы.

Узнав об этой истории, работники ленинградского отделения газеты удивились. Ведь среди сотрудников "Известий" нет и не было корреспондента по фамилии Петров-Агатов. Оказалось, что у него никто даже не проверил документов.

Кто же такой Петров и почему он заинтересовался изобретением? Петров оказался проходимцем и мошенником. Только за последние десять лет он семь раз судился за мошенничество, антисоветскую агитацию и неоднократные побеги с мест заключения.

В свое время он познакомился с изобретателем. По приезде в Ленинград Петров разыскал его и предложил "протолкнуть" изобретение, но за это автор изобретения должн был уплатить ему 400 рублей. Чтобы показать свои "силы" и "возможности", Петров и "организовал" совещание специалистов на высоком уровне. Подобным же образом он обманул ряд руководящих работников в Баку, Риге и в других городах.

По ленинградскому радио в конце декабря 1961 года передавался фельетон о том, как один мошенник под видом референта Министерства просвещения Осетии обманул нескольких доверчивых ленинградских музыкантов и художников, получивши с них деньги на приобретение двух пианино. "Референтом" был тот же Петров.

Петров привлечен к судебной ответственности".

(Враг не достигнет цели. Лениздат, 1963, стр. 175-176, авторы: В.Н. Лякин, П.М. Петров, К.Г. Рогов, Н.П. Чурсинов. Курсив мой - П.Г.).

Итак, проходимец, мошенник, саморазоблачившийся агент КГБ, грязный тип, гадящий в доме, оказавшем гостеприимство, бьющий по руке, оказавшей бескорыстную помощь, - вот кому поручена погромная клевета на честного человека, каждодневно рискующего собственной безопасностью, отдающего силы и здоровье делу помощи зверски подавляемым узникам совести

и их семьям.

И что же мы узнали из пачкотни этого типа? А ничего достоверного, хотя и он сам, и его наставники очень старались придать письму вид искреннего покаяния многознающего диссидента. Для этого даже несчастным "сироткой" пришлось прикинуться. "... Я понимаю, как мало шансов у моего письма появиться в печати". Кто этому поверит! Теперь-то мы точно знаем, что письмо было написано (по заданию) за полтора месяца до его опубликования и неоднократно подправлялось.

Несколько раз он называет себя верующим, видимо, надеясь таким способом завоевать доверие к своей писанине. Но он настолько далек от Бога, что не понимает, как эта писанина противна любому вероучению. Ни один истинно верующий человек не станет на сторону гонителей против гонимых. "Верую в Бога" под пером написавшего такое письмо звучит кощунством.