Михаил Лобачев - Ноктюрн по доктору Фрейду

Ознакомительный фрагмент

До самих Соловков добирались не многие – умирали по дороге. Те же, кто добрался, погибали там.

Спустя много лет я познакомился с другими налоговыми системами. И когда после заполнения налоговой декларации мне вернули очень изрядную сумму переплаченных налогов, я еще раз подумал, что можно было поехать и без «ночевок».

Про косу

Бабушка не любила говорить про голод 1933 года. Говорила только – «було дуже страшно, люди людей їли, але вони вже не понімали, що роблять, бо з ума посходили від голоду». И еще рассказывала, что была у них в селе очень красивая девушка, на которую все заглядывались. Веселая была, танцовщица и затейница. Такой косы, как у нее, не было ни у кого – толстая, до щиколоток… В этом месте бабушка делала паузу, видимо, вспоминала косу. У нас в роду никто не мог похвастаться пышными волосами.

– Вже ближче до весни голод був дуже сильний, люди кожен день вмирали. Утром по вулиці йшла підвода й збирала тих, хто помер. Вже у кінці вулиці підвода була повна.

Спочатку люди ше йшли, дивилися, хто помер, а потім вже не було сил. Я сиділа коло вікна, дивлюся – йде підвода. А з підводи така коса звісилась і по пилі волочиться. Лиця не було видно, та й не потрібно. Я і так знала, чия ця коса. Вже й голод скінчився, а вона довго ще мені снилася..

Бідна держава

У бабушки было две сестры – тетя Люба и бабушка Настя. Настя была старшая сестра, поэтому ее никто молодой не помнил и называли бабушкой. Настя никогда не вставала позже шести утра. Руки у нее были натруженные, хозяйство большое и требовательное, и в доме всегда была чистая, но спартанская обстановка. Люба – светская женщина, работала счетоводом в конторе, писала стихи на украинском языке и бывала в Киеве. В доме, или точнее в хате, у нее были кружевные салфетки на столе, комоде и везде, где это было уместно.

Детьми всю их семью сослали на Соловки. Чудом им удалось вернуться. Говорить об этом не любили. То ли удалось как-то сбежать с этапа, то ли потом вышло какое-то послабление. В общем, за такие подробности в иное время могли и расстрелять.

Когда наступила перестройка, гласность и демократия, некоторым пострадавшим от сталинского режима, незаконно репрессированным, стала полагаться компенсация.

Денег это правительству больших не стоило, так как усилиями его предшественников этих самых пострадавших в живых почти не осталось. А как жест нового мышления вполне могло принести политические дивиденды.

Обе бабушки попадали «под статью», на этот раз в хорошем смысле этого слова. И им полагалась какая-то компенсация.

Надо было видеть их реакцию.

Настя, когда ей сообщили, очень внимательно посмотрела «товарищу» в глаза, повернулась и, ни слова не говоря, занялась своим делом. Это не был демарш, просто у нее было много работы.

А Люба развела руками – да как же это можно, требовать компенсацию! «Звідки ж в держави гроші, вона ж така бідна!».

Недавно узнал, что некоторые народные депутаты назначили себе пенсию в две с половиной тысячи американских долларов, которые, вероятно, для них должны заработать бабушка Люба и бабушка Настя… Наверно, такая держава всегда буде бідна…

Путешествие в деревню

Когда наступали немецкие войска, было очевидно, что немцы рано или поздно займут Одессу, и на семейном совете решили отправить бабушку с тремя детьми к родственникам, под Киев. Девочкам было семь лет, три года и три месяца. Но как известно, немцы дошли до Киева и дальше. И не какие-то сборные румынские части, а дивизии СС. Они требовали «Сало, масло и яйка», иногда даже платили, но продуктов от этого больше не становилось. И когда стало понятно, что родственникам бабушку с тремя детьми не прокормить, она решила ехать домой, в Одессу.

Во дворе комендатуры толпились люди, их было больше сотни. Какая-то женщина посмотрела на бабушку и заметила:

– Когда дойдет ваша очередь, ваша белая пеленочка будет цвета этой плащ-палатки – и указала, рукой на коричнево-зеленую плащ-палатку, лежащую на земле. А бабушка держала младшую девочку на руках.

Тут произошло какое-то движение, и несколько человек, воспользовавшись беспорядком, попробовали проскользнуть в домик комендатуры без очереди. Возникла потасовка. На крыльцо выбежал немец с автоматом и открыл пальбу. Все попадали на землю, только бабушка осталась стоять, прижимая к себе ребенка. «Заходите», – любезно предложила ей женщина в форме, открыв дверь. «Заходите, заходите», – повторила она, окидывая взглядом вжавшихся в землю посетителей. И бабушка вошла.

На краю стола в кабинете коменданта сидел молодой красивый немец и болтал ногой. За его спиной висел портрет Гитлера, с таким пронзительным взглядом, что бабушке стало не по себе.

– Не смущайтесь, – заметил, довольно улыбаясь, комендант на хорошем русском языке, проследив за ней. – Всем известна гипнотическая сила взгляда фюрера. – При этом он не переставал болтать ногой в хромовом блестящем сапоге.

– Так чего же вы хотите?

– Я хотела бы попасть домой.

– Зачем? Вы знаете, что сейчас война, эшелоны загружены войсками.

– Но там моя семья, моя мама.

Комендант стал серьезен.

– И где ваш дом?

– В Одессе…

– Ах, Одесса, – он рассмеялся. – Schwarzes Меег, skumbria [1] …

Он посмотрел на детей, жмущихся к стенке, и выписал бабушке четыре полных плацкарты, с какими-то полосами, которые означали priority.

Собирали бабушку в дорогу всем селом. Как-то грустно собирали… Приходили прощаться. Последним пришел священник и принес горшочек меда. Возьми – сказал – пригодится.

В общем, большую часть пути бабушка проехала без приключений. А когда началась румынская территория, формально на въезд требовалось разрешение румынских властей. Бабушку высадили на безлюдном полустанке.

«Стою, – рассказывала бабушка, – ночь, кругом ни души, собаки лают, плачу. Вдруг откуда ни возьмись товарняк, из паровоза выглядывает машинист, пожилой мужчина, махнул мне рукой и крикнул: „Быстро прыгай ко мне!“»

Бабушка с детьми успела вскочить в кабину, и паровоз набрал ход. На границе машинист, передавая бумаги через окно, сказал, что все в порядке и посторонних нет. Он очень рисковал.

Поезд довез их почти до самого дома, бабушка растерялась: как отблагодарить этого человека? У нее ничего не было. Она достала горшочек меда, который передал священник.

Машинист улыбнулся и принял его.

Так бабушка вернулась домой.

Почему я об этом пишу?

Как говорила Раневская: «Есть люди, в которых живёт Бог. Есть люди, в которых живёт дьявол. А есть люди, в которых живут только глисты…». Бабушке на пути попадались Люди, амне все чаще что-то другое…

Счастье