Иван Малютин - Незабываемые встречи

Книга «Незабываемые встречи» важна тем, что может служить для современного молодого читателя наглядным уроком, как надо безгранично любить литературу и искусство и быть верным ему всю жизнь.

Иван Петрович полон энергии и творческого огня. Он ни на минуту не прекращает упорной работы над расширением своей книги воспоминаний. Новые имена, новые встречи с людьми, которые происходили десятилетия назад, встают перед ним, как будто они произошли сегодня.

Можно только радоваться за человека, чья жизнь прекрасна и благородна, как подвиг, и пожелать ему больших творческих успехов.

Ал. Шмаков.

ЛУЧШИЙ ДРУГ

В детстве я был любопытен и, всматриваясь вдаль, часто задумывался, есть ли у земли конец. И мне казалось, что он там, за нашими тощими крестьянскими полями.

А когда с отцом ходили рыбачить верст за десять, я думал, что мы непременно дойдем до конца земли и нетерпеливо спрашивал:

— Далеко ли еще?

— Очень далеко, а только нам так кажется, что близко, — отвечал отец. Потом, желая успокоить, добавлял, что будто есть книги, в которых написано, что люди доходили до конца земли.

— А в других книгах писано, — рассказывал он, — будто бы земля-то круглая, как мячик, и летит она по воздуху, как мыльный пузырь. А внизу под нами будто бы тоже люди живут — кверху ногами ходят — вот…

Это казалось мне невероятным и загадочным. Шли годы. Однажды залетела в нашу деревню из города небольшая книжка «Открытие Америки Христофором Колумбом». Открытие Колумба оказалось открытием нового мира и для меня.

Кругозор мой значительно расширился. Позднее я прочитал о путешествиях Миклухи Маклая, Пржевальского, Ливингстона и других известных исследователей.

В те годы книги в деревню попадали не таким путем, как сейчас. Деревенские женщины носили в город молоко, масло, яйца. Либерально настроенные интеллигенты посылали через них деревенским грамотеям маленькие книжки Л. Толстого, Короленко, Лескова, Успенского и других.

Учиться я начал лет с восьми по церковно-славянской азбуке с помощью отца. Но отцу вскоре надоело возиться со мной. Тогда он придумал такой способ обучения: сначала несколько раз показал мне все буквы и склады, а потом потребовал:

— Повторяй сам. За каждое повторение буду платить тебе по копейке.

Я обрадовался и старался повторять. Деньга мне были нужны. Иногда у меня скапливалось копеек до десяти. Вскоре эта своеобразная «стипендия» проигрывалась в бабки, и тогда ничего не оставалось делать, как снова и снова повторять азбуку.

Таким образом, я через год стал читать детские книжечки, а потом и такие, как «Вий», «Страшная месть» Гоголя, «Сон Макара», «Дети подземелья» Короленко. Любил и сказки про богатырей, особенно нравился мне Илья Муромец.

Когда же не было подходящих книжек, то отец заставлял читать библию. Много было непонятного в этой большой книге. Но и там я находил интересные вещи. Например, рассказы о войнах на слонах. Слоны, обтянутые толстой кожей, были неуязвимы для стрел противника и смело шли в бой, как бронированные танки. А из будок, устроенных на спине слонов, сыпались стрелы в неприятеля.

В нашей деревне жил один крестьянин — большой любитель чтения. Однажды он обнаружил в сарае старообрядца книги, привезенные из Москвы. Среди них были отдельные номера «Современника», «Отечественных записок», «Русской мысли» и другие. Там же оказалась «Хрестоматия» по литературе Полевого и «Естественная история» без начала и конца, со множеством рисунков. Все это было разрознено, кое-что порвано. Однако все это было Павлычем (так звали крестьянина) перенесено в его амбар и послужило нам «фундаментальной библиотекой», из которой для меня самыми ценными были книги о зверях и растениях. Я не просто читал их, а изучал по своему способу: сделал мерочку (английский фут) и когда нужно было представить длину и вышину льва, тигра, крокодила и т. д., я выходил в огород и там отмеривал около стены или забора длину и вышину зверя. Таким образом я представлял его величину. Размеры китов и высоких деревьев не вмещались на заборе, и мне нужно было выходить в поле со своими записями.

С самых ранних лет я превратился в няньку: приходилось возиться с четырьмя ребятишками мачехи. Затем нужно было помогать отцу в сапожной работе. В школу ходить у меня не хватало времени. Да и школа была через деревню от нас — церковно-приходская, маленькая.

В ней учили закону божьему, чтению и письму. Это меня тогда и не интересовало: читать и писать я уже научился дома. Отец считал меня уже достаточно грамотным. В нашей деревне насчет грамоты рассуждали просто: если человек может расписаться да разбирает гражданскую печать, он уже грамотей.

Меня очень интересовали биографии замечательных людей, будь то великие подвижники или ученые, путешественники или писатели.

Я невольно переносился с героями книг то в Новую Гвинею, то в раскаленные пески Средней Азии, то в Центральную Африку или в непроходимые дебри реки Амазонки. Так я заглядывал в кабинеты ученых, изобретателей, астрономов, геологов, ботаников, бывал в темницах инквизиции, где в ужасных пытках гасли всякие проблески мысли, где погибали такие светочи науки, как Бруно, Галилей, Коперник.

Все это меня очень интересовало, хотя я не все понимал. Меня увлекал процесс развития человеческой мысли, борьба с темнотой, с невежеством, суеверием. Читал я и удивлялся, сколько гибло людей с такой железной силой воли, как протопоп Аввакум и другие.

Сколько новых жизней, поучительных биографий, открылось тогда передо мной, сколько я перечувствовал восторгов и побед, перенес катастроф и разочарований, как, например, со Стефенсоном и Фультоном. Меня всегда поражала одна мысль: какие гениальные личности выходили из простого народа — Фарадей, Ломоносов и многие другие.

Мне хотелось читать, но читать было некогда. Обязанности няньки, подсобные сапожные работы возле отца отнимали почти все свободное время. Приходилось обкрадывать сон и читать книги ночью…

Для этого я сделал из маленького чернильного пузырька лампочку-керосиночку: согнул из жести трубочку, вставил ватный фитилек, нашел пробку, и лампочка была готова… И как только, бывало, все улягутся спать в нашей старенькой избушке, я тихонько пробирался за печку, открывал подполье, осторожно спускался туда, закрывая за собой западню.

Там, на завалинке, около стены лежали кое-какие спрятанные от мачехи книжки и листочки бумаги. Зажигаю фосфорную спичку. Вспыхивает зеленоватый свет, едкий запах щиплет в носу, у меня текут слезы. Располагаюсь на холодной земле. Лампочку ставлю на книгу и передвигаю ее по мере прочтения строк, так как она освещает маленькое пространство — небольшой желтенький кружок, а не всю страницу.