Алексей Кольцов - Письма

5

Кн. П. А. Вяземскому

22 мая 1836 г. Воронеж.

Ваше сиятельство, Петр Андреевич! Препорученные вами письма в Москву я доставил; их приняли от меня очень ласково, и дело мое тотчас же кончили, послали указ; но еще у нас не получен; думаю, получится на этих днях. Сегодня поутру я доставил последнее письмо нашему вице-губернатору Александру Яковлевичу Мешковскому. Он принял его весьма сухо; от меня не хотел выслушать ни слова, и только сказал, что он своего заключения никак не переменит. Где я не думал, там случилось напротив. Много я вас обеспокоивал моими просьбами; теперь опять в крайней моей нужде прибегаю под покровительство ваше, не оставьте меня своей защитой: вы с самого начала приняли участие, и теперь, покорнейше прошу ваше сиятельство, не откажитесь помочь мне при конце. — С истинным почтением и уважением честь имею пребыть вашего сиятельства покорнейший слуга Алексей Кольцов.

Если что-нибудь дурно написал, простите, ваше сиятельство: в первой с роду пишу к князю.

6

А. А. Краевскому

22 мая 1836 г. Воронеж.

Дорогой и любезнейший Андрей Александрович! Новые обстоятельства переменили совершенно все задуманные дорогой планы. Хотел впереди встретить одно хорошее; напротив, прежде всего повстречался с дурным, да еще с таким дурным, которого не дай Бог никогда ни знать, ни ведать никому. Письмо, полученное от его сиятельства князя Петра Андреевича Вяземского к нашему вице-губернатору, к удивлению моему, было принято сухо. На это я хотел объясниться; но он, по доброте своей, не хотел выслушать ни слова и, кажется, подумал, что я его получил как-нибудь чрез протекции низкие, по переписке из Воронежа. Хотел разуверить, — не успел и не мог, а поскорей убрался за погоду. Боже мой! как эти люди у нас горды и недоступны, вы представить себе не можете. Это не люди, а академические сфинксы. Теперь надежда вся на вас, любезнейший Андрей Александрович. Бога ради, помогите мне в этом случае; попросите еще его сиятельство написать к ему письмо; авось, Бог даст, получшеет.

Извините, что не могу писать вам более. Дела мои в совершенном расстройстве. После меня отца моего так стеснили взысканием, что он принужден был уехать из дома и жил кой-где более месяца; и товару рогатого купил очень мало. Бог даст, хоть немного поправлю торговые дела свои, буду писать вам больше. Януарию Михайловичу с сею же почтою я послал «Молодую жницу»; пожалуйста, прочтите ее. Если она не годится в «Современник», то киньте в Неву. «Умолкший поэт» я отдал в «Телескоп», и, кажется, бранить не будете. Еще другие вам пришлю в скором времени. Теперь ничего стихотворного не делаю, и проза в голове ходит чорт знает все какая! Желаю вам быть здоровым, жить весело. Еще напоминаю: не оставьте просьбы, помогите! С истинным почтением остаюсь ваш, милостивого государя, покорнейший слуга Алексей Кольцов.

Когда какие стихи написаны, все года в следующую почту пришлю. (Занятые мною у вас деньги посылаю с моею благодарностью, девяносто пять рублей ассигнациями). — Не приняли на почте с деньгами, опоздал; в следующую почту пришлю. А. К.

7

Неизвестному лицу

[1836 г. Воронеж]

Господи, помилуй! Господи, помилуй! Не брак — любовь бы нас соединила вечною взаимностью друг к другу. Не блести никогда венчальный венец на главе моей; дай мне лучше, Провидение, факел философии; разверни, природа, темные покровы, покажи, природа, в зеркале жизни ту… Сестрица, созданье любви и красоты, если бы это идеальное существо были вы, чем был бы с вами я? И какие минуты счастья посещали нас всегда! Чем бы нам казались мгновения, проведенные в объятьях любви и дружбы?

Не быв с вами, писать к вам, передавать свои чувства — и это счастье, одним этим редкий равен со мною. Вы не знаете, как мне драгоценны ваши письма! Часто читая ваше письмо в душевном восхищении, улетая мыслию к вам, я думаю: Провидение, вот чувство той, которой я весь принадлежу; Провиденье, ты дало мне завидливый удел; я не оценю своего блаженства!

Что за счастье, что за райЖить вдали от милой,И былое оживлятьПамятью унылой?

Что за радость, что за счастьеО ней плакать, тосковать,Вечно с нею не вкушатьЛюбви сладострастье?

Сердцу что за наслажденье,Что за дружеский обет,Коль в сердечном упоеньеЦеловать ее не сметь?

Если судьба над кем хитрить несправедливо, ужель тому ей рабски покоряться? Нет, судьба определяет, а природа дает: следственно, не закон судьбы, а закон природы для нас святее. Постигнуты вы судьбою, — не унывайте пред горем, лишь бойтесь погасить искру сердца, искру чувства и любви священной. Это сокровище я вечно ни с чем не сравню и ни на что не променяю. Владейте равнодушно талантом бесталанным, и старайтесь быть счастливою талантами природы — и вы будете счастливы!.. Что за обязанность сохранять до гроба вынужденную пред алтарем клятву — ничтожному рабу послушной быть рабыней! Хранить ему верность, любить его против желаний, и вечно, вечно быть рабыней! И страшно, и смешно! Любезный Вольтер, если бы все могли понимать твои возвышенные истины, что б был раб пред рабыней, рабыня пред рабом!

ГлупцомС большими рогами,ОсломС длинными ушами.

Тише, еще это люди считают за грех. Настанет час, заблещет, как летнее солнце, светильник истины; до той поры надо молчать и смеяться суеверным предрассудкам легковерных людей. Милая сестрица, вы говорите несправедливо: когда б прежде смолвились с вами, нас бы соединили узы брака. Верю, узы соединяют людей, но не сердца. Скажите, что же значат эти узы?

Что за райская мечта,Что земная красота,Коль любить ее мученье,Слезы — награжденье?

Если б ты у ног прекраснойО свиданье умолял,Если б ты с подругой страстнойВ полной неге утопал!

Удались, лукавый, не шепчи, голос преступленья; не обольщай очарованными прелестями небесных наслаждений. Мое все со мной. Я доволен тем, что дано мне.

Что могу своим назвать,Мне всего то лучше, краше;Чем другим дано владать, —То чужое, то не наше.

О красавице младойСтрастны юноши вздыхали;Каждый взгляд ее живойДаром неба бы считали.

8

А. А. Краевскому

28 мая 1836 г. Воронеж.

Добрый и любезный мой Андрей Александрович!