Сара Блейк - Шереметевы. Покровители искусств

Ознакомительный фрагмент

Девлет-Гирей уже через Северный Донец переправился! – говорил запыхавшийся гонец русскому воеводе. – Не иначе, как решил со своей ордой на рязанские и тульские места напасть. С ними турки, говорят, и пушки у них есть! Возьмут они Тулу!

Не бывать тому, – подумав, спокойно ответил боярин. – Мы нынче же вернемся да прогоним их туда, откуда явились!

Русские отряды двинулись через Дикое Поле наперерез Девлет-Гирею. Встретились они у села Судбищи, в 150 километрах от Тулы. Решительно кинувшись в бой, русское войско обратило в бегство всю шестидесятитысячную орду. Узнав, что во главе отряда стоит ни кто иной, как сам Шереметев, Девлет-Гирей предпочел скомандовать отступление.

Но уже через несколько лет обычная удача изменила воеводе. Царь, которому он всегда был верен, за которого не раз шел в бой, стал подозревать его в измене. Последовала опала, а затем – достаточно было нескольких пущенных завистниками слухов – Шереметев оказался в темнице.

Стремясь добиться ответа, о чем сговаривался Шереметев с крымским ханом, Иван Грозный велел пытать своего полководца. Пытку царь выдумал сам. Шереметеву сковали цепями шею, руки и ноги, на поясницу надели железный обруч, на который повесили десять пудов железа. На полу были врыты стальные колья. Под тяжестью груза около двухсот кило стали Шереметев не мог даже приподняться и вынужден был лежать на кольях.

Так ты предать меня, своего царя, вздумал! Клялся верно служить, а сам готовился трон мой занять! С крымским ханом сговорился! – обвинял его государь.

Долго тянулись дни в маленькой темной камере. Но хуже страданий телесных были мысли о клевете. Ведь не предатель он, не замышлял против царя худого!

В опалу попал и младший брат Ивана Шереметева, Никита. Подозревая, что братья были в сговоре, Иван Грозный, выйдя из темницы старшего Шереметева, приказал казнить его брата. Не спасло его от расправы ни участие в войнах, ни верная служба, ни высокая должность окольничего – второго после боярина думского чина Боярской думы. В тот же день на глазах у царя Никиту Шереметева разрубили на куски.

Лишь Ивану Меньшому удалось избежать опалы – в то время он был далеко от двора, сражаясь с литовцами. Хоть царь и подозревал его в измене, но однако же расправы чинить не стал.

Не раз и не два Иван Грозный приходил в камеру к Ивану Шереметеву Большому и, глядя на его страдания, без конца спрашивал:

Золото, говорят, ты, бесовский сын, копил втайне! Говори, где спрятал ты сокровища?

Государь, сокровища мои – лишь в душе моей, – отвечал царю Шереметев. – И их не отдам я никому. Всегда я верно служил, и умирать не боюсь – перед Богом я чист, нет на мне вины.

И в душу Ивана Грозного закралось сомнение. Царь отвернулся. Во взгляде полководца не было ни страха, ни злости. А ну как и правда оклеветали завистники Шереметева? Ведь он доверял ему и войском командовать, и советов его слушал… И всегда Иван Васильевич был честен с ним, ни разу не солгал, всегда служил своему царю. Не мог, не мог такой человек предать! Но и доверять ему, как прежде, царь уже не сможет.

В монастырь ступай, – тихо произнес царь. – Да молись Богу за своего государя.

Жена Ивана Андреевича, Евдокия, умерла несколько лет назад. Дети уже подросли. Дочь Агафья была замужем за царевичем Муртазой-Али, крестившимся и перешедшим на русскую службу под именем Михаила Кайбулина. Дочь Мария стала женой князя Василия Тюменского. А сын Еремей постригся в монахи.

И Шереметев удалился в Кирилло-Белозерский монастырь, где прожил в затворничестве семь лет, приняв в монашестве имя Иона.

Но при дворе остался его брат, Иван Васильевич Шереметев Меньшой.

Приближенный царя, он командовал войсками, участвовал в Земском Соборе, давая советы царю, и даже присутствовал на третьей свадьбе царя Ивана Грозного с Марфой Васильевной.

Хоть и подозревал Иван Грозный младшего Шереметева в связи с князем Мстиславским, наведшим войско крымского хана на Московское государство, а все же не мог не доверять своему советнику и воеводе.

Иван Меньшой уже не раз прекрасно проявил себя на полях сражений, а в 1572 году разбил татар при селе Молодях. Девлет-Гирей вновь решил тогда двинуться на Москву, но наткнулся на прекрасно вооруженные русские отряды. Благодаря находчивости князя Хворостинина, который завел татарские отряды в ловушку, войско Девлет-Гирея наткнулось на большой полк князя Воротынского и Шереметева. А они уже пустили в ход «гуляй-город» – укрепленные телеги, оснащенные большими щитами, из которых можно было составить крепость любой формы.

Четыре дня продолжался ожесточенный бой между московскими и татарскими войсками. В конце концов, татары были побеждены, войско татарское перебито, и Девлет Гирей бежал к Оке с небольшой дружиной.

И именно Шереметеву царь поручил составить план осады Ревеля – единственного укрепленного места в Эстонии, еще не занятого московскими ратными людьми.

Государь, – отвечал Шереметев, радуясь оказанной ему чести, – я добуду Ревель – или не вернусь живым!

Слова эти стали пророческими.

Шереметев решил выманить ревельский гарнизон, как можно дальше от сильных укреплений, окружить его, перебить и затем уже приступить к осаде города. Под стенами Ревеля построили укрепление из телег и стогов сена. Но воины, защищавшие город, выпустили горящие стрелы, и сено вспыхнуло. Заметив замешательство среди своих воинов, Иван Шереметев сошел с коня и стал гнать назад тех, которые бежали из окопов.

Этот Иван, – рассказывал потом боярам один из очевидцев сражения, немец, – был такой необузданный, отважный, свирепый и хитрый человек, что даже сами русские боялись его. Он кидался как неистовый, бешеный медведь, и, хлопая руками, кричал: «Ловите их, ловите их!». И даже когда его ранило, не сразу упал, а все рвался в бой.

Раненного Шереметева принесли в лагерь. Доктора сбежали, пытаясь спасти полководца, но Иван остановил их.

На все воля Божья, – отказался он от помощи. – Умру – значит, так тому и быть.

Два дня спустя Шереметев скончался. Потеряв своего воеводу, войска совершенно упали духом, и осада была обречена.

Тело Шереметева доставили в Москву, а оттуда в Кирилло-Белозерский монастырь, где был иноком его брат.

По приказанию царя Ивана Грозного, горевавшего о своем полководце, имя Шереметева было вписано для вечного поминовения в синодик Московского Успенского собора, и ежегодно, в «неделю православия», соборный протодиакон провозглашал: «Под градом под Колыванью пострадавшему от безбожных немцев Ивану Васильевичу Шереметеву, вечная память!».

Глава 3

Царица Леонида

А в Москве подрастали дети Ивана Меньшого, сын Федор и дочь Елена – та самая Елена, которой суждено было стать женой царевича Ивана, сына Ивана Грозного.