Юрий Мажарцев - Дембельский альбом

 Уже нет на свете героев некоторых моих баек. Вояки живут меньше гражданских, даже если и не гибнут на войне. Земля им пухом. Они со мной и всегда живы в моей памяти. Эти сумбурные записки я посвящаю их памяти, и тем, кто сейчас живет и здравствует. Всем, кто со мной разделил Большую Морскую Тоску и дальнюю-дальнюю дорогу океанских рейсов. Я не создавал идеальных героев. Я написал их такими, какими они были и есть. Да они и не нуждаются в украшениях.

 А начиналось все так…

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (короткая) На суше.

ГЛАВА 1. Основы флотской службы

- Поздравляю вас, лейтенант, вы идете на полюс, - такими словами встретил меня заместитель начальника отдела кадров Ленинградской военно-морской базы .

 Похоже, судьба снова сделала крутой поворот. Всю жизнь мечтал быть гражданским человеком, а после школы вдруг решил поступать в Военно-медицинскую академию, но, правда, с твердым намерением на сухопутный факультет и стать, тихо-мирно, врачом какого-нибудь пехотного полка. Но именно в этот, 1978 год, начальник морского факультета, молодой, подающий надежды генерал, выбил себе право произвести набор на свой факультет первым, право первой ночи, так сказать. И всем, кто отлично сдал экзамены, предложили выбор: или в моряки, или на все четыре стороны. Потом годы учебы постепенно сгладили грусть по зеленому мундиру, и для себя я решил: далеко постараюсь не ехать, ведь и на берегу много мест для флотского офицера. В мыслях всегда старался быть практичным человеком. Мне тогда казалось, что умею предвидеть и планировать будущее.

 Перед распределением были пущены в ход семейные связи. А что делать - такие были времена, и мне было твердо обещано, что служить буду в Ломоносове в Океанографической Атлантической экспедиции, аббревиатура ОАЭ, где как раз и служили офицеры, назначенные исключительно по семейным связям.

О семейных связях. Отступление.

 Покойный командир экспедиции, старый мудрый капитан первого ранга Бочковский, бывало, говаривал:

 -У нас, в Экспедиции, простые люди не служат. Поэтому стараюсь лишний раз не наказывать лейтенантов. Неизвестно, откуда потом могут позвонить.

 И это были не пустые слова. В нашей славной экспедиции все до одного офицеры были, что называется, блатные. Инвалиды, так сказать, - это когда сам здесь, а рука в Москве. Связи имелись самые разнообразные. Подавляющее большинство являлись потомственными гидрографами, как Сергей Зима, дед и отец которого не только служили в русской и советской гидрографической службе, но и внесли большой вклад в науку об океане. Другие имели родственные связи с руководителями Вооруженных сил, как, скажем, один наш лейтенант, который иногда, забывшись, называл Министра обороны дядькой. Или другой, фамилия которого совпадала с фамилией известного адмирала, именем которого было даже названо океанографическое судно. Да что далеко ходить за примером - в Севастопольской экспедиции служил легендарный Петя Горшков, внук командующего ВМФ. Некоторые же, кому не повезло с родственниками, приобретали эти связи перед распределением за счет женитьбы на дочерях и родственницах важных начальников. Но последняя разновидность связей была чревата тем, что при разводе она, подобно разорвавшемуся тросу при швартовке, могла и покалечить.

 Я помню, как один офицер, который распределился в нашу контору благодаря родственникам жены, через пару лет после начала службы решил развестись, потому что встретил и полюбил другую женщину. Житейская, в общем-то, история. Ушел, как и положено офицеру, взяв лишь чемодан с формой. Никаких разделов квартиры и нажитого совместно имущества. По поводу подобных разводов, а так разводились, к их чести, большинство офицеров, начальник морской инженерной службы (МИС), в ведении которой находилось строительство жилья и распределение квартир, очень переживал. На всех собраниях он со сцены топал ногами, кричал, брызгая слюной, и договаривался до того, что надо запретить разводиться офицерам, если они не представили справку, что за ними сохранилась жилплощадь.

 - Мы строим и даем квартиры, а у нас после каждого развода растет очередь офицеров на жилье. Надо запретить, чтобы они бабам всю квартиру оставляли! Пусть занимают положенную площадь. Чтоб ни шагу назад! - такими словами, прямо-таки панфиловскими, завершал он свою речь. Но призывы его, как правило, оставались без внимания. И продолжали офицеры оставлять свои квартиры.

 Но вернемся к нашей истории. Жена со связями, сильно обидевшись на мужа, решила, подобно гоголевскому Тарасу Бульбе, убить то, что породила за счет родственников. Но не пошла она в политотдел с криком: Сохраните семью!, как это делали большинство офицерских половин в таких ситуациях.

 Политорганы обожали в те времена сохранять семьи. Они в годы безраздельной власти КПСС обладали большой силой. Любая дура-жена могла поломать карьеру мужу- офицеру, поскольку какой-нибудь строгий выговор надолго, а то и навсегда, закрывал доступ последнему к поступлению в академию или к продвижению по служебной лестнице. Рушились карьера, не росли зарплата и благосостояние семьи. Офицер, по русской традиции, начинал пить горькую. Зато мужик был при ней, пусть даже злой и пьяный, чтоб жену не видеть. Как говорил мой начальник курса: Хоть м…дак, да свой! Поэтому большинство офицеров, способных без страха лечь на амбразуру вражеского ДОТа или уйти в бушующее море, смертельно боялись жалобы жены в политотдел. Был даже анекдот:

 - На вас поступила в политотдел жалоба от жены, что вы не вступаете с ней в супружеские отношения!

 - Да поймите же, товарищи, после аварии на подлодке я стал импотентом!

 - Это не оправдание. Вы, прежде всего, коммунист!

 А еще чаще вспоминалась фраза одной старпомовской жены с Северного флота, которая была сказана мужу, попытавшемуся уйти налево: Ты уйдешь от меня голый и без партбилета!

 Жена же нашего сослуживца, оказавшегося, как и все мужики, подлецом, в политотдел не пошла. Нет, она поступила иначе. Она написала жалобу своей дальней родственнице - Валентине Терешковой - первой женщине-космонавту и председателю комитета советских женщин. Та, в свою очередь, направила на официальном бланке письмо начальнику экспедиции с приказанием сурово наказать офицера-изменщика и разрушителя семьи. Я слышал, что потом, анализируя содержание письма космонавта, командование экспедиции пришло к выводу, что, судя по духу, в котором оно было написано, самой председателю комитета советских женщин тоже пришлось встретиться в личной жизни с мужиком-негодяем. Момент же получения послания от главной женщины страны начальником экспедиции мне в красках описал капитан-лейтенант Леха Токарев, который в тот момент находился в приемной. Попробую дословно привести его рассказ, смягчив лишь самые яркие обороты специфической офицерской лексики: