Виктор Устьянцев - Автономное плавание

Капитан-лейтенант подарил Курбатову книгу. Матвею же решительно нечего было дарить. Кроме положенного по интендантским нормам обмундирования, единственной вещью, заслуживавшей внимания, был кожаный портсигар, приобретенный перед отъездом. Но оказалось - Курбатов но курит.

- Кроме дружеского расположения, мне просто нечего подарить, огорченно сказал Матвей.

- О, это не так уж мало! - засмеялась Сима.

Курбатовы, узнав, что Матвей едет в Синеморск, наперебой рассказывали ему о городе, о его достопримечательностях. Эти достопримечательности составляло главным образом море, "синее-синее, как небо", по словам Симы. и "сравнительно безопасное для плавания, с бухтами, удобными для базирования", по словам Алексея. Курбатовы рассказывали о Синеморске с такой гордостью, как будто это был их родной город и они провели в нем всю жизнь, хотя, как выяснилось, они там живут второй год. Дубровский иронически улыбался, должно быть, он не разделял восторженного отношения Курбатовых к Синеморску.

А Матвею нравилось, как они говорят о городе.

Соня так не могла бы. Почему бы ей не оказаться похожей на Симу?

Впрочем, о Соне лучше не думать.

Сразу после ужина Матвей забрался на свою верхнюю полку с твердым намерением тотчас же, ни о чем не думая, заснуть. Погасили свет. Рядом тихо посапывал Курбатов, внизу ворочался Дубровский. Наконец и он угомонился. А Матвей все не мог уснуть. Пытался считать, но, досчитав до тысячи, бросил.

А колеса вагона насмешливо выстукивали: "Так и надо, так и надо!"

И опять невольно всплывало в памяти все, что было связано с Соней.

2

Познакомились они в день похорон его матери. После поминок, когда все разошлись, он не захотел оставаться в комнате матери один и вышел на улицу. Было холодно, с Финского залива дул промозглый ветер. Матвей бесцельно бродил по городу, предаваясь невеселым размышлениям. Он смотрел на ярко освещенные окна домов, и его охватывала грусть. У тех, кто жил за этими окнами, был дом, семья, близкие. У него никого не осталось.

Он изрядно продрог и на Невском зашел в ресторан "Кавказский", чтобы согреться. Сел на первое же свободное место и заказал два стакана чаю. Официант пожал плечами:

- Странно.

Но чай все-таки принес - в заварном чайнике с маленькой тонкой ручкой, Матвей никак не мог ухватиться за эту ручку окоченевшими, негнущимися пальцами. Сидевшая за столиком девушка предложила:

- Давайте-ка я вам налью.

Не ожидая его согласия, она взяла чайник и стала наливать в стакан.

- Не очень крепкий?

Вот так же спрашивала его мать. И вдруг Матвею показалось, что между матерью и этой девушкой есть что-то общее. Случается, что мы с незнакомыми людьми бываем откровеннее, случайному попутчику или собеседнику рассказываем то, о чем даже с друзьями не решаемся заговорить. Вот и сейчас Матвею захотелось рассказать этой незнакомой девушке о своей матери, о себе. И он стал говорить торопливо и сбивчиво, опасаясь, что девушка не дослушает его. Когда он закончил свой рассказ, она задумчиво сказала:

- Вам, наверное, очень трудно сейчас - вы совсем один. Знаете что, приходите ко мне! Просто так.

- Спасибо.

Девушку звали Соней, она работала кассиром на городской железнодорожной станции. Матвей проводил ее до дому и пообещал в следующее воскресенье зайти.

* * *

В связи со смертью матери ему дали отпуск. Но возвращаться в комнату матери он не хотел и отправился в училище. Курсанты уже спали. А он долго ворочался в постели и снова думал о своей нелегкой судьбе, вспоминал подробности встречи с матерью, их недолгую совместную жизнь...

Ему едва исполнилось три года, когда началась война. Через месяц ушел на фронт отец. А еще через месяц в город вошли немцы. Мать с Матвеем успела эвакуироваться с последним эшелоном. Поезд отошел от города километров шестьдесят, когда на него налетели фашистские самолеты.

Мать схватила Матвея на руки и, выскочив из вагона, вслед за другими бросилась к лесу. Она была уже на опушке, когда сзади раздался сильный взрыв. Мать упала на колени, постояла так, точно в нерешительности, а потом неловко повалилась на бок, чтобы не придавить сына, которого все еще крепко прижимала к груди.

Давно улетели самолеты, долго гудел паровоз, сзывая людей. Из лесу уже шли последние группы, а Матвей все сидел около матери. Двое железнодорожников, проносивших раненого, заметили Матвея. Осторожно положив раненого на траву, они осмотрели мать. Один из них, стянув фуражку, сказал:

- Померла. Не дышит. Что будем с мальчонкой делать?

- Отнеси в сиротский вагон, он вторым от хвоста стоит. Потом бегом возвращайся сюда, а я пока один понесу этого, - железнодорожник кивком указал на раненого.

В вагоне было много ребятишек. Две женщины в белых халатах старались занять самых маленьких, свертывая из платков и шапочек незатейливых кукол и зайчиков, ребятам постарше женщины обещали, что их мамы скоро придут.

Но прошел день, прошла ночь, а мамы все не появлялись.

На пятые сутки ребят вывели из вагона, посадили в автобус и повезли в детский дом. Маленькая старушка записывала их. Сведения о малышах давали женщины, ехавшие с ребятами в вагоне. Те из ребят, что были постарше, объяснялись сами.

Когда очередь дошла до Матвея, старушка спросила:

- Как тебя зовут?

- Матвей.

- Матвей? А фамилию свою знаешь?

Матвей кивнул. Фам,илию свою он знал. Но он еще плохо выговаривал ее и поэтому произнес что-то похожее на "Стесий".

- Стешин? - переспросила старушка.

Матвей отрицательно покачал головой. Он постарался четко выговорить все буквы:

- Леснив.

Старушка опять не поняла. Кто-то из ребят постарше подсказал:

- Наверное, Леший. У нас в школе один учился с такой фамилией.

Так и записали: Матвей Леший.

И скоро Матвей забыл свою настоящую фамилию, так и не научившись ее правильно выговаривать.

* * *

После войны многих детдомовских ребят нашли родители. Матвей тоже ждал, что вот-вот и за ним придет мать. Теперь он помнил только ее голос. Об отце только и знал, что у него большие сильные руки: отец любил подбрасывать Матвея к самому потолку. На одной руке у отца был выколот синий якорь.

Матвей пошел в школу. Учился хорошо и, пожалуй, только этим и радовал своих воспитателей, постоянно жаловавшихся на его характер. А характер у Матвея оказался действительно нелегким: он был упрям, порывист, отличался неиссякаемым озорством. Поэтому, когда он в восьмом классе вдруг притих и остепенился, все решили, что он что-то задумал.

А он действительно решил стать моряком, как и отец. Матвей догадывался, что отец его скорее всего был моряком, иначе зачем же якорь на руке?