Иван Барышполец - Противотанкисты

Спустя много лет после войны я прочел в газете, что в те минуты, когда мы сбили первый вражеский самолет, неподалеку от нас был совершен один из первых в истории Великой Отечественной войны воздушных таранов. Вот что было записано в историческом формуляре 486-го, бывшего 12-го, истребительного авиаполка: «22 июня 1941 года в 5 часов 15 минут командир звена младший лейтенант Леонид Георгиевич Бутелин осуществил таран на самолете И-153, отрубив винтом хвостовое оперение немецкого самолета Ю-88, в районе аэродрома Бовшев Станиславского авиаузла». Ныне вблизи старинного города Галича установлен памятник — вылитый из бронзы крылатый человек падает с небес. Его мускулистое тело еще парит в воздухе, и лишь одно крыло едва коснулось водной глади…

Приближалась новая волна немецких бомбардировщиков — новый налет на город, пригородные железнодорожные станции, полевые аэродромы, приютившиеся неподалеку от наших позиций. Самолеты идут плотным строем. Я командую:

— Батарея, к бою!

И снова сплошной грохот моторов, вой раскаленного металла…

Уже давно поднялось и ярко светило солнце. На небе ни облачка. Налет прекратился, и я отдаю команду на использование НЗ, который выдан бойцам три дня назад, — время завтрака, но о нем почему-то никто даже и не вспомнил. Непривычно тихо на батарее. Не слышно веселой шутки — куда подевались постоянные балагуры? Все предельно сосредоточенны.

Но вот раздается телефонный звонок. Это командир дивизиона майор Кожевников — получаю замечание за промахи: в последнем налете «юнкерсы» прошли безнаказанно южнее нас.

Все правильно. Но паниковать нельзя. Надо собраться с мыслями, не растеряться, проявить выдержку. «Поговорю-ка с политруком батареи, — решаю я, — во время последнего налета он был на позиции у Чередниченко, пусть проведет беседу с красноармейцами».

— Шум мотора над четырнадцатым! — докладывает на батарею разведчик Шуранов.

Теперь на малой высоте идут одиночные цели. Стрелять трудно — велика угловая скорость. Одна бомба разорвалась на нашей позиции, возле второго огневого взвода, и взрыв поднял вверх землю — засыпало моих батарейцев, необстрелянных бойцов.

После небольшой паузы огонь по «юнкерсам» ведет вся батарея. Молодцы ребята! Уже не так страшно видеть фашиста, когда он самоуверенно и нагло пикирует на тебя с высоты.

На носилках проносят тяжело раненного бойца. Его только что откопали из полностью засыпанного землей окопчика взвода управления. Он еще не потерял признаков жизни, но без сознания. Дышит глубоко, с хрипотой — осколок бомбы попал в легкое. Будет ли жив?.. Стоны раненых удручающе действуют на батарейцев. Чтобы как-то отвлечь их от ненужной сейчас тревоги, командую:

— Убрать гильзы, проверить синхронизацию!

22 июня 1941 года налеты гитлеровцев продолжались до самого вечера. За день боя мы израсходовали четверть боекомплекта снарядов. «Надо подвезти боеприпасы, подумать о дальнейшей организации стрельбы, переукомплектовать боевые расчеты», — прикидываю про себя, а на разборе действий прибористов узнаю, что целеуказания с командного пункта дивизиона поступали с большим опозданием. Где-то задерживается прохождение команд — надо уточнить и согласовать с начальником штаба дивизиона систему их прохождения, надо установить и очередность смен, короткого отдыха батарейцев, получить НЗ, составить донесение. Много неотложных дел появилось у комбата.

На циркулярке командир полка сообщил, что за день 22 июня наши войска успешно отражали удары фашистских войск на границе, что враг отброшен с большими для него потерями от города Перемышля, но севернее Львова, в направлении на Броды, идут упорные бои с прорвавшимися вражескими танками.

* * *

Грохот стрельбы усиливался и приближался с каждым часом. Мы вели по гитлеровским самолетам заградительный огонь, но они шли высоко и, скрываясь в редких, но плотных облаках, безнаказанно уходили. В один из таких налетов меня позвал протяжный зуммер полевого телефона. Звонил командир дивизиона Кожевников. Он видел наш сосредоточенный огонь и просил быть внимательнее, не спешить — ждать его команд на открытие залпового огня по самолетам.

С радостью первых боевых успехов к нам уже пришла и первая горечь утрат. Ночью в дивизионном лазарете скончались два наших красноармейца, получившие тяжелые ранения. И вот два гроба из неоструганных досок стоят по обе стороны большой могилы. Справа и слева от нее — бойцы батареи с обнаженными головами. На глинистую горку поднимается политрук Кузнецов. Став у изголовья погибших воинов, он снимает фуражку и громко, твердым голосом говорит речь.

— Мы хороним товарищей, отдавших свою жизнь за нашу Родину. Верные присяге, они выполнили свой долг до конца, — доносится до меня его голос. — Их жизнь была короткой, но яркой. После нашей победы над фашистами на этой могиле будет обелиск с надписью: «Своей смертью они утвердили жизнь. Поклонитесь им, люди!..»

Затем, сделав шаг к могиле, к красноармейцам обращаюсь я:

— Дорогие боевые друзья! Поклянемся на могиле наших боевых товарищей Васенина и Петренко отомстить за их праведную смерть…

— Клянемся! — откликнулись бойцы.

У свежей могилы — холмика возле безымянного леса, что недалеко от села Сороки Львовские, — даем клятву сражаться с фашистами насмерть, клянемся, что фашисты не увидят слез на наших глазах, что не дрогнем перед коварным врагом.

Прощальный салют из десяти винтовок эхом отозвался в лесу.

«Вот они, боевые будни», — подумалось мне. Начинался второй день Великой войны…

Новый налет вражеских самолетов мы встретили более организованно.

— Батарея, огонь! — командую я и отчетливо слышу, как действуют замковые.

— Огонь! — Теперь уже не слышу своего голоса, хотя кажется, что кричу во все горло. Второй залп более удачен: несколько самолетов противника стали набирать высоту. Дальномерщики непрерывно сообщают нам об этом, передают азимут, угол места цели, и прибористы четко готовят данные для стрельбы. Очередной залп батареи. Плотность заградительного огня намного повысилась, и фашистские летчики уже боятся подходить к городу через наши позиции. Они избрали другую тактику: идут на средней высоте, маневрируют, а бомбы бросают, не доходя до цели.

Добрые вести принес майор Кожевников. Он сообщил по телефону, что в последнем налете дивизион сбил еще два немецких самолета, а третий дымя ушел на запад.

Предварительно этот успех отнесен к батареям И. Я. Мироненко и П. П. Варганистова. Кроме того, он сообщил, что накануне из 24 бомбардировщиков и 9 истребителей к центру Львова не удалось прорваться ни одному самолету, а поспешный сброс бомб не причинил серьезных нарушений коммуникациям города.