Владимир Некрасов - На крыльях победы

Стать летчиком, летать! Это было единственным желанием, единственной мечтой. Этим жили. А сколько бессонных ночей провели над книгами по летному делу! И все это тайком от родителей, которые весьма недружелюбно относились к авиации, — мать считала, что человек, рискнувший подняться в небо, обязательно погибнет...

Наступила осень. Теперь днем мы учились в школе, а по вечерам — в аэроклубе. И везде надо было заниматься хорошо, как подобает комсомольцам.

Родители заметили, что мы с братом осунулись, похудели, часто зеваем за столом, но на первых порах особого значения этому не придавали.

В упорных занятиях и работе быстро идет время. Пролетела зима. Вот уже и май. Мы успешно сдали зачеты по теоретической учебе в аэроклубе, а первого июня вышли на аэродром на практические занятия.

Шли — не чувствовали под собой земли; видели лишь самолет, к которому вел нас инструктор. Вот он, знаменитый «У-2»! Я ласково поглаживал ладонью его гладкую поверхность, и он казался мне самым прекрасным самолетом в мире. А ведь это была машина, много повидавшая на своем веку, хранившая многочисленные следы курсантских ошибок и просчетов.

Нам разрешили забраться в кабину, попробовать ручку, педали, сектора управления. Мы были на верху блаженства. Теперь скоро полетим!

А как же быть с родителями? На полеты нужно будет приходить рано, это, конечно, возбудит подозрения — мы же так любили по утрам поспать! Мы приуныли. Но скоро выход был найден. Саша почти закричал:

— Будем спать в сарае!

...И вот начинается аэродромная жизнь. Вместе с инструктором, который сидит в первой кабине, мы учимся выруливать на старт, с нетерпением ждем первого вылета. С тревогой и волнением всматриваемся в лицо инструктора Николая Снопкова: когда же он даст команду? Всегда спокойный, строгий, Снопков пользовался не только большим авторитетом у курсантов, но и какой-то особенной любовью. Я и до сих пор часто вспоминаю его и говорю себе: «Все то лучшее, что было заложено в нас, как в летчиках, заслуга Николая Снопкова».

Приходит долгожданный день — день первого полета. Я с трудом сдерживаю руку, которая поднесена к шлему и все норовит задрожать, и докладываю инструктору:

— Учлет Некрасов к полету готов!

Снопков слишком, по-моему, равнодушно кивнул и сказал

— Садитесь во вторую кабину.

Сам он забирается в переднюю. Я застегиваю ремни, вставляю переговорный шланг в свой шлем.

— Взлетаем!

Увеличиваются обороты мотора, и мне кажется, что чаще бьется сердце. Самолет мчится по полю. Я говорю себе, что вот сейчас мы поднимемся и... как-то пропускаю этот миг, не замечаю, как мы оказываемся в воздухе. Летим!

Мною владеет смешанное чувство: я испытываю и растерянность, и торжество, и страх, и гордость... А самолет набирает скорость и высоту. Его то бросает в сторону, то он проваливается. Вот машина накренилась влево и пошла в разворот. Я невольно схватился рукой за борт. Инструктор, видимо, заметил мое движение и сказал:

— Внимательно следите за полетом.

Самолет идет по прямой. А я прихожу все в большее смятение: я не успеваю заметить и понять показания приборов, уловить начало изменения направления полета и непроизвольные крены машины.

Внизу медленно проплывает земля. Спичечные коробки домиков, рыжая лента дороги, зеленые поля и густо-зеленые перелески — все это кажется макетом какой-то рельефной карты. Слева горизонт затянут дымкой — там город. Его охватила в полукольцо серебристая река. Слышу голос инструктора:

— Берите управление!

Вот она, страшная и счастливая минута! Инструктор перестает управлять машиной, теперь я должен его заменить. И я сразу же чувствую, что самолет ведет себя, как норовистый конь. Вот он стремительно идет вниз, я поспешно беру ручку на себя — и самолет лезет к небу; даю моментально ручку от себя — и машина резко проваливается, кренится влево. Я дергаю ручку вправо... Смятение, паника. По лбу бежит пот, ест глаза. Движения несоразмерны, резки. Я стараюсь все делать так, как нас учили, но самолет плохо слушается меня. Он то лезет вверх, то стремится к земле, а она — словно на качелях — то с одного борта покажется, то взлетит над другим... И леденящая сердце мысль мелькает у меня: «Нет, летчиком мне не стать!»

Что было бы со мной дальше, я не знаю, но в этот критический момент на помощь приходит инструктор. Он говорит так, будто бы ничего не произошло:

— Не дергайте ручку! Работайте более плавно.

Я с облегчением думаю: «Значит, все не так страшно. — И приказываю себе: — Будь спокойнее, будь спокойнее, ну!»

Говорят, что у спортсменов-бегунов наступает критическое мгновение перед «вторым дыханием». Как только оно пройдет, а спортсмен его выдержит, переборет и не сойдет с дорожки, — бег до финиша обеспечен. Так случилось и со мной: пришло «второе авиационное дыхание», движения постепенно стали плавными, самолет пошел по прямой.

— Делайте левый разворот! — приказывает Снопков. Опускаю капот ниже горизонта, увеличивается скорость, нажимаю на левую педаль и даю ручку влево. Машина делает разворот, но я не успеваю поддержать крен, и самолет зарывается. Однако инструктор начеку — он выравнивает машину...

Идем на посадку. Инструктор ведет самолет, а я лишь дублирую его движения. Вот и земля. Затих мотор. Снопков оборачивается ко мне, и я вижу на его лице одобряющую улыбку:

— Будешь летчиком!

Я на седьмом или сто седьмом небе!..

Начинаются частые полеты, и с каждым новым чувствуешь себя все увереннее. Отрабатываются движения, приобретаются рефлексы на каждый показатель приборов, на любое движение самолета. Но все же я еще младенец, который учится ходить при помощи няньки, — все полеты с инструктором.

В группе нас двенадцать человек. Некоторые обгоняют меня. Шофер Иван Рыбаков и Дима Кондратенко уже летают самостоятельно. Как я им завидую! Надо догнать товарищей.

Успешно занимается и Саша. Мы по-прежнему храним свою тайну от родителей и говорим о полетах только тогда, когда остаемся одни или же находимся у себя в сарае. Все наши мысли и интересы теперь связаны с авиацией. Каждую свободную минуту мы отдаем разбору полетов, обсуждению ошибок своих и товарищей.

А учеба становится все сложнее. Начинаются полеты для отрабатывания фигур пилотажа: переворот, боевой разворот, спираль, змейка, вираж, петля, штопор... Много труда мы вложили в их освоение, но с какой благодарностью вспоминали наших инструкторов через несколько лет, когда дрались с фашистскими стервятниками!..

Проходит время, и вот наконец и я слышу от инструктора долгожданную фразу: