Дерек Джармен - Хрома

Ознакомительный фрагмент

Я отказался от души и от интуиции в связи с отсутствием необходимости - 19-го февраля 1914 года на публичной лекции я отверг разум.

Или вот этот здравый совет.

Только скучные и бессильные художники искренни в своих работах. В искусстве нужна истина, а не искренность.

(Казимир Малевич. Эссе об искусстве) Возможно, мои черные ватермановские чернила выльются в истину.

Химия и романтические названия - марганцевый фиолетовый, лазурный, ультрамарин, и далекие страны, неаполитанский желтый. География цвета, антверпенская синь, сиенская земля. Цвет достигает далеких планет - фиолетовый Марс; называется в честь старых мастеров - коричневый Ван- Дик. Внутренне-противоречивая - черная ламповая (сажа).

"Глаза - более надежные свидетели, чем уши", говорит Гераклит. Хотя в фрагментах, которые сохранились от его работ, нет цвета.

(Кхан, Гераклит)

В школе, когда я не играл в импрессионистов и пост-импрессионистов (копируя цветы Ван Гога и преподнося мои слабые копии Мисс Смит, экономке, чтобы подлизаться к ней), я пытался заставить цвета напугать друг друга ... На фоне мерцающего черно-белого телевизора. Я сбежал от него в кино, где цвета были лучше, чем в жизни.

Люди в искусстве - это не люди,Собаки в искусстве - это собаки,Трава в искусстве - не трава,Небо в искусстве - это небо,Предметы в искусстве - не предметы,Слова в искусстве - не слова,Буквы в искусстве - это буквы,Стиль в искусстве - это стиль,Послание в искусстве - не послание,Объяснение в искусстве - не объяснение.

(Эд Рейнхардт, Калифорния)

Все цвета пахнут скипидаром и богаты олифой, выжатой с бледно-голубых льняных полей. Местный колорит цветных полей. Крикетная бита опустилась вместе с кистью. Кисть окружена смертью - свиная щетина, белка, соболь, и холсты, изготовленные при помощи клея из кроличьих шкурок.

Я изучал цвета, но не понимал их.

Я собирал маленькие баночки с акварелями, липкие под серебряными обертками, но никогда не открывал их. Алый лак. Черная слоновая кость. Виндзорский синий. Новый гуммигут. Я работал по- взрослому маслом.

По выходным мы ездили в Лондон к Броди и Мидлтону, продавцам цвета с Ковен Гарден, производителям дешевых масляных красок в банках. Брауншвейгская зелень - моя дешевая любимица. Киноварь, tres cher mes amis, tres cher эти красные цвета. Да, красный дорого стоил. Цвета на моих холстах были продиктованы ценой. Я смешивал их на стеклянной палитре, цвета, о которых не знали Винздор и Исаак Ньютон - безымянные цвета...

А некоторые мы называли сами.

ЗЕЛЕНОЕ ГУСИНОЕ ДЕРЬМО или РВОТА

Что такое чистый цвет?

Если я говорю, что лист бумаги - чисто белый, и затем положу его рядом со снегом, он окажется серым. Но я все равно назвал бы его белым, а не светло-серым.

(Витгенштейн, указ.соч.)

Где, среди всех красных находится истинно красный? Изначальный, первичный цвет, к которому восходят все остальные красные цвета?

Подростковые размышления запутались в тюбиках студенческих Георгианских цветов (художественные краски были нам не по карману). Я бросил университет и поехал путешествовать автостопом по Греции. Белые острова, чистые голубые стены, белые мраморные фаллосы на Делосе, голубые васильки, запах тимьяна.

Я возвратился в Лондон в кузове грузовика, а, когда листья на платанах стали коричневыми, и легкий голубой туман окружил угольно-черные церкви, стал студентом факультета живописи в Слей- де.

В шестидесятые мальчики начали мыть у себя между ног. Помните все эти разговоры о запахе пота?

И вместе с этими мальчиками, Лондон смывал с себя патину девятнадцатого века. Между тем, господин Лукас смывал многовековую патину с картин в Национальной Галерее. Некоторые говорили, что он их полностью перерисовывал. И когда он не развлекался с Содомом, он учил нас, как растирать краски и грунтовать холсты.

Поездка в Корнелиссен на Большой Королевской улице, магазин с 200-летней историей, банки с пигментами блестят в полутьме как драгоценности, в котором я покупал краски для собственных картин. Марганцевая синь и марганцевый фиолетовый. Синий и фиолетовый ультрамарин и наиярчайший зеленый перманент. Эти краски были опасны для здоровья - черный и алый череп и скрещенные кости, слова ОПАСНО - НЕ ВДЫХАТЬ.

Мой первый день в Слейде... потерявшись в его утренних коридорах, я жду в одиночестве занятия по рисунку с натуры в огромной студии, в которой внезапно из-за экрана появляется добродушная дама средних лет в цветастом кимоно с крашеными хной волосами. Я и не заметил ее, когда вошел. Я смотрю широко-раскрытыми глазами, как она сбрасывает с себя цветы и становится передо мной абсолютно голая - не подобно скромной Венере Боттичелли, как я ожидал, а скорее как герцогиня Йоркская.

«Ну, дорогой, как ты меня хочешь?» Заметив мое смущенное молчание, она сказала, "А, художник!" и приняла позу, приказав мне провести вокруг нее черту голубым мелом. Покраснев, с трясущимися руками, я сделал, как она сказала. Понимаете, я был тогда совсем еще зелен. Тут на балконе, который выходил из его кабинета в судию, появился сэр Вильям Колдстрим, профессор Слейда, чтобы посмотреть, что происходит. Я сидел, пытаясь прикрыть свои первые и несовершенные наметки углем от его глаз. Моя жизнь художника началась.

Главным цветом Слейда был серый. Сэр Вильям носил серый костюм. Мой руководитель, Морис Филд, с волосами серо-стального цвета, носил серо-стальной лабораторный халат. Прищурившись на меня сквозь очки в золотой оправе, он говорил: "Я ничего не знаю о современных цветах - но мы можем поговорить о Боннаре". И мы говорили о Боннаре. И едва ли он сказал хоть слово о моих работах. Морис учил сэра Вильяма рисовать медленно, а Сэр Вильям учил всех остальных преподавателей рисовать еще медленней. Но мы были торопливым поколением. В конце концов, в любой момент могли сбросить Бомбу. Поэтому то, как учили в Слейде, рисовать модель, со всеми этими серыми контурами и розовыми крестиками, чтобы показать, что вы измерили ее при помощи карандаша в вытянутой руке, рисование атрибутов рисования, не очень меня интересовало. В школе я оставил пост-импрессионистов позади, и как ребенок в кондитерской, хватался за кубизм, супрематизм, сюрреализм, дада (который, как я заметил, не был "изм"), и наконец за та- шизм и активную живопись.

После того, как я прошел через современные течения вместе с моими соседями по чердаку Гюты, я стал рисовать стандартные английские пейзажи - и это первая работа, которую я считаю своей собственной. Дар летних дней, проведенных за рисованием в Квантоке, на маленьких аллеях, спускающихся к Бристольскому каналу в Кайлве. Красная глина и темно-зеленые изгороди. Мои незамужние тетушки восхищались моими работами. Я становился все смелее, и рисовал серию полностью розовых интерьеров, бросал их, и начинал снова издеваться над цветами. Мышьяковый зеленый боролся с розовыми, пока все они не были поглощены и побеждены монохромным.