Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев

class="p1">Процветала безотцовщина. До 50 % детей, родившихся до 1925 года, имели только одного родителя – мать. Было много сирот, воспитание которых легло на плечи государства, и его руководство опомнилось. Ленин, ранее приветствовавший отказ от буржуазной морали, вдруг заявил:

– Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая новая половая жизнь кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости.

Разврату, опрометчиво узаконенному властью, был дан отбой. Случилось это в год гибели Есенина.

Поэт разорвал связь со всеми своими жёнами, бегал от Дункан, скрывался от Бениславской и Толстой – с женщинами, по его признанию, ему было трудно оставаться сколь-нибудь продолжительное время. С.М. Городецкий, один из тех, кто вводил Сергея Александровича в большую литературу, говорил по поводу его отношений с женщинами:

– Этот сектор был у него из маловажных.

Есенин признавался Н. Вольпин по этому поводу: «Я с холодком».

Захар Прилепин, автор монументального труда «Есенин», пришёл к такому выводу об отношениях великого поэта с женщинами: «Влечение к женщинам у Есенина было спорадическим, а привычка держать дистанцию – постоянной».

Сам поэт за пять дней до своей гибели заявил писателю А.И. Тарасову-Родионову: «Нужно было удовлетворить потребность – и удовлетворял». Но, почувствовав, что такая откровенность попахивает цинизмом, дал более развёрнутый и цивилизованный ответ по затронутой теме:

– Как бы ни клялся я кому-либо в безумной любви, как бы ни уверял в том же сам себя – всё это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это искусство. Да, искусство для меня дороже всяких друзей, и жён, и любовниц. Вся моя жизнь – это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие считают за самое ценное в жизни.

Поразительная целеустремлённость!

Ведь решение о принесении себя в жертву поэзии Есенин принял девятнадцатилетним ребёнком:

Тогда впервые

С рифмой я схлестнулся.

От сонма чувств

Вскружилась голова.

И я сказал:

Коль этот зуд проснулся,

Всю душу выплещу в слова.

И, заболев

Писательскою скукой,

Пошёл скитаться я

Средь разных стран,

Не веря встречам,

Не томясь разлукой,

Считая мир весь за обман.

«Мой путь»

Ради чарующего слова Есенин отринул любовь, семью, отцовство. Но к женщинам его тянуло – только они могли дать ему то, что недополучил он в жизни:

Что желать под житейскою ношею,

Проклиная удел свой и дом?

Я хотел бы теперь хорошую

Видеть девушку под окном.

Чтоб с глазами она васильковыми

Только мне –

Не кому-нибудь –

И словами и чувствами новыми

Успокоила сердце и грудь.

«Листья падают, листья падают…»

Поэт жаждал ласки, хотел, чтобы его все любили, боготворили и не перечили. Такими, в сущности, и были все его жёны и сожительницы, поставившие себя в положение рабынь, одалисок поэтического гарема. (О кратковременных связях Есенина и говорить не приходится.)

Сад полышет, как пенный пожар,

И луна, напрягая все силы,

Хочет так, чтобы каждый дрожал

От щемящего слова «милый».

«Синий май. Заревая теплынь…»

Увядающая сила!

Умирать так умирать!

До кончины губы милой

Я хотел бы целовать.

Чтоб все время в синих дрёмах,

Не стыдясь и не тая,

В нежном шелесте черёмух

Раздавалось: «Я твоя».

«Ну, целуй меня, целуй…»

В поэте легко соединялось, казалось бы, несочетаемое. Л. Клейнборт отметил это при первой же встрече с ним:

«Мне бросились в глаза очертания его рта. Он совсем не гармонировал с общим обликом его, таким тихим и ясным. Правда, уже глаза его были лукавы, но в то же время всё же наивны. Губы же были чувственны; за этой чувственностью пряталось что-то, чего не договаривал общий облик. Он вдруг сказал:

– Я баб люблю лучше… всякой скотины. Иной раз совсем без ума станешь. Но глупей женского сердца нет ничего».

Известно, что Есенин очень любил животных и посвятил великолепные стихи собакам, корове, лисице, волку. Для него сопоставление животного и женщины не было оскорбительно, но всё же! И в такой форме: «Лучше всякой скотины»! Мог бы подобрать и другое сравнение – не посчитал нужным, оно соответствовало его внутреннему убеждению.

Во внешнем отношении к женщинам Есенин был сдержан, с жёнами и подругами хамоват и груб до изуверства. Но… но при всём этом женщины прощали ему пьянство, измены, оскорбления, рукоприкладство, брошенных детей и много чего ещё. Мать С.А. Толстой не любила зятя, но, увидав его на смертном одре, вдруг осознала то, чего не понимала при его жизни:

– Не могу сказать, что я шла туда[2] с хорошим чувством. Я слишком страдала и возмущалась за дочь, но главным образом меня возмущали эти его «друзья», проливающие теперь крокодиловы слёзы, а в сущности, много повинные в его гибели и болезни. Его мне было жалко только как погибшего человека, и уже давно погибшего. Но когда я подошла к гробу и взглянула на него, то сердце моё совершенно смягчи лось, и я не могла удержать слёз. У него было чудное лицо, такое грустное, скорбное и милое, что я вдруг увидела его душу и поняла, что, несмотря на всё, в нём была хорошая, живая душа.

Песня и мечта. На закате своей короткой жизни С.А. Есенин, итожа пройденный путь, вспомнил свою первую любовь:

В пятнадцать лет

Взлюбил я до печёнок

И сладко думал,

Лишь уединюсь,

Что я на этой

Лучшей из девчонок,

Достигнув возраста, женюсь.

«Мой путь»

Жениться юный поэт собирался на Анне Сардановской, племяннице отца Иоанна, священника Константиновской церкви. Вот какой видел Сергей любимую:

С алым соком ягоды на коже,

Нежная, красивая, была

На закат ты розовый похожа

И, как снег, лучиста и светла.

Сергей был своим в доме священника, и Марфуша, экономка отца Иоанна, докладывала его матери:

– Ох, кума, у нашей Анюты с Серёжей роман. Уж она такая проказница, ведь скрывать ничего не любит. «Пойду,