Воспоминания. Книга вторая - Надежда Яковлевна Мандельштам

потому что, заговори он так, ничего не попало бы в печать. Особенность Эренбурга в том, что он умел стоять на грани дозволенного и тем не менее открывать истину среднему читателю. Инженер, средний технократ, сотрудник научных институтов — вот читатель Эренбурга, чьи нравы и взгляды он постарался смягчить. В начале шестидесятых годов была особая мерка для среднего интеллигента — читал он уже Эренбурга или нет. С человеком в «доэренбурговском состоянии» разговаривать не следовало, прочитавшие Эренбурга доносов не писали. Смягчал нравы и Паустовский, но в несколько ином плане: он открывал мелким служащим — бухгалтерам, счетоводам, учителям, что есть простая жизнь, речка, солнце, цветы, деревья и можно проявить чуточку доброты — накормить кошку, улыбнуться соседу, не напакостить сослуживцу... И Паустовский, и Эренбург подготовили читателей Самиздата в едва очнувшейся от террора стране. Роль Эренбурга значительнее, чем Паустовского, потому что он затронул политическую тему, но отношение к нему хуже. Прочтя Эренбурга, читатель начинал что-то соображать и шел дальше, обижаясь, что получил неполную правду от первого просветителя. Со свойственной людям неблагодарностью он собирал факты, о которых умолчал Эренбург, делал выводы, не сделанные Эренбургом, и пожимал плечами: знаем мы этих осторожных чиновников и писателей... Он забывал, кому обязан своим пробуждением от гипнотического сна, а забывать такие вещи не следует...

7

Далее следовало:

которого посадили в начале тридцатых годов.

8

Далее следовало:

«Мы дураки, нам хорошо вместе».

9

Первоначально было:

В нашей жизни на минуту промелькнула Мария Петровых, которую очень любила Ахматова. В какой-то степени Мандельштам глядел на нее глазами Ахматовой.

10

Далее следовало:

Мы изредка против нее бунтовали, но ничего поделать не могли. Я как будто знаю, что нас связывало, и вместе с тем не понимаю. Одно ясно: расстаться нам было не дано.

11

Далее следовало:

и собственной деятельности — я говорю о живописи, в которой была совершенно случайным гостем, но которую едва не стала культивировать ради самоутверждения.

12

Далее следовало:

Он вообще плохо переносил одиночество, а тем более в возрасте семнадцати-восемнадцати лет.

13

Далее следовало:

Весь быстро промелькнувший роман строился именно с этой установкой.

14

Далее следовало:

Я приехала из Москвы в Воронеж, и он на извозчике рассказал мне про это стихотворение (остальные прислал в письме в Москву) и просил до его смерти не читать. Я эту просьбу выполнила.

15

Первоначально было:

...он всегда помнил, что он «в ответе».

16

Далее следовало:

Они играли в его жизни незначительную роль, меньше, чем у других людей.

17

Далее следовало:

— в России всегда спасала только плохая работа.

18

Первоначально было:

Она перед смертью тоже пересматривала свою жизнь и пришла к выводу, что связь двоих — мираж. По ее расчетам, связь эта держится не больше семи лет, «а потом — фьюить!» Наши отношения с Мандельштамом казались ей аномалией, и она пыталась их разгадать, засыпая меня вопросами, на которые я отвечала шутками. Во всяком случае, вариант с «фьюить!» несравненно человечней и приемлемей, чем то, что произошло с нами. В нашу жизнь ворвалась посторонняя сила и разбила ее.

19

Далее следовало:

Трудно поверить, но в юности и в старости все люди больше похожи на себя, чем в зрелые годы, когда по самым разным причинам ради приспособления, а иногда ради взятой на себя роли, что всегда очень противно, — они подвергают каждый свой поступок самоконтролю и не позволяют себе быть теми, кем они по сути своей являются.

20

Далее следовало:

В Оленьке я оценила непритворное и тем и очаровательное доброжелательство.

21

Первоначально было:

Мы шли с Мандельштамом по Москве в начале двадцатых годов. Вдруг он показал мне женщину, переходившую улицу где-то возле Красной площади.

22

Далее следовало:

Кузмин ставил на Радлову.

23

«Странствующий Энтузиаст». — Прим. автора.

24

Гали Козловской. — Прим. автора.

25

Далее следовало:

Причина немоты заключалась в конкретном состоянии ума и духа Мандельштама и зависела от отношения с обществом.

26

Кома Иванов. — Прим. автора.

27

Первоначально было:

поэзия, как и философия, есть подготовка к смерти.

28

Первоначально было:

Фридин брат разговорился в вагоне со случайным спутником, и тот поведал ему «историю своей жизни». Так говорят в народе, когда жалуются на свои беды, реальные или мнимые. В поездах часто слышишь вещи, о которых не смеют заикнуться ни дома, ни на службе. Сказал же мне парень, что ушел с «той» работы, потому что не в силах был вершить человеческие судьбы: «Шут с ней, с зарплатой, обойдемся... Ведь раньше-то ни сна, ни жизни... Еле вырвался...» И я узнала, что «душа не позволяла» моему спутнику выполнять «тот план»...

29

Далее следовало:

В герое повести «Случай на станции Кречетовка» я узнаю моих бдительных учеников первого призыва. Автор хорошо знал своих современников — он с ними учился, воевал, а кое с кем столкнулся и в лагере. Эта повесть — блестящий документ эпохи и портретна в каждой детали. Я заверяю, что мои школьные отличники поступили бы точно так, как герой этой повести, который отвел к чекистам человека, показавшегося ему подозрительным, потому что не знал, что Царицын переименован в Сталинград. В повести не сказано, сколько лет получил этот ротозей. Надеюсь, что не вышку, а только десять...