Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги - Эльдар Александрович Рязанов

голос разума все-таки победил! 7 апреля, за два дня до вылета, я, узнав, что деньги за перелет еще не перевели в авиакомпанию (о, умный, осторожный Корж!), отменил датскую киноэкспедицию. Сердце болело, уверенности в правильности решения не было. Но жребий был брошен! Сняв пейзажи и фоны, мы с Алисовым вернулись в Москву. И стали готовиться к съемкам дома. Все актерские графики полетели к чертям. Рухнуло многое, перестраиваться пришлось на ходу. Но скажу сразу же — решение оказалось судьбоносным! Когда начались съемки в России, я с первых шагов ощутил поддержку людей. Это все равно что футбольная команда играет дома, а не в гостях. Болельщики очень помогают, чтобы игра получилась наступательной, результативной, выигрышной! Но главным «выигрышем» оказалась Людмила Михайловна Кусакова — художник-постановщик нашей картины. Она творила чудеса. Каждый раз, закончив съемку очередного объекта, я восклицал:

— Какое счастье, что мы не поехали в Данию!

Посмотрите фильм, и вы убедитесь, я прав! Какое количество выдумки, живых декорационных и жизненных деталей, живописность, какая мизансценическая свобода, какое поразительное чувство правды свойственно нашему художнику! Какие дивные интерьеры смогла она найти в Подмосковье и окрестностях Петербурга! Людмила Михайловна — одна из наших самых замечательных, наших лучших художников. За ее плечами уйма значительных картин, работа с яркими режиссерами.

Начало съемок было перенесено на 3 мая 2005 года. И тут судьба преподнесла нам очередной неприятный сюрприз. Заболел Вадим Алисов, с которым я снял в свое время «Вокзал для двоих», «Жестокий романс», «Забытую мелодию для флейты» и «Дорогую Елену Сергеевну». Ему предстояла серьезная операция и полуторамесячный реабилитационный период. Ждать его мы не могли, надо было срочно находить другого оператора. Мы обратились к Евгению Гуслинскому, оператору опытному, маститому. Он согласился. Я с ним никогда не работал, поэтому на первых съемках мы притирались друг к другу. Оказалось, что у нас, если можно так выразиться, разные группы крови. Снимал Евгений Владимирович добротно, быстро, чувствовался огромный кинематографический опыт. Однако после двух с половиной месяцев съемок работу продолжил Вадим Алисов. Хочу воспользоваться случаем и поблагодарить Е. Гуслинского: он очень помог картине и мастерски снял свою половину фильма.

К этому времени «газпромовские» деньги кончились, группа оказалась в простое.

И вот тут началось то, чего я панически боялся перед началом съемок. Мы, что называется, зависли в воздухе, вернее, в безвоздушном (безденежном) пространстве. Я и мой прекрасный друг, режиссер по монтажу Инна Брожовская стали лихорадочно монтировать снятое, чтобы начать им «торговать», то есть показывать материал тем организациям и лицам, которые могли бы помочь нам финансами. Это был для меня тяжелейший период. Неподъемный психологический груз лежал на мне. Надо было решать проблему быстро, ибо члены съемочной группы не получали зарплаты и могли разбежаться по другим картинам. Ведь людям надо на что-то жить. А потом с кем я стану снимать? Многое пришлось бы начинать с начала, вводить новых людей. А тут начались отказы в помощи: один за другим руководители банков, телеканалов, олигархи — все те, кто отсмотрел отснятый нами материал, — давали ему высокую оценку, но… Никто не хотел расставаться с деньгами. Руководители ведущих телеканалов сообщили, что с удовольствием покажут премьеру нашего фильма, но денег на окончание съемок у них нет.

Некоторые «толстые кошельки» отказывали цивилизованно, а иные, случалось, делали это по-хамски: не подходили к телефону, петляли, избегали встречи, переносили разговоры на несколько дней, надеясь, что я отстану. Секретарши врали мне о командировках, переговорах, загруженности своих шефов, которых для меня никогда не было на месте. Некоторым я звонил каждый день в течение месяца или двух. Я всех их помню — и начальников, и вышколенных преданных секретарш, боявшихся потерять работу. Я никогда не был более угнетенным и подавленным, чем в этот период. У меня на руках был съемочный материал, из которого мог бы получиться хороший фильм, но это никого не интересовало. И я еще раз поклялся себе, что никогда больше не стану снимать фильмов, ибо не хочу еще раз подвергаться подобным унижениям. Может, через несколько лет, вероятно, и найдется кто-то, кто захочет помочь. Но ведь до этого надо было дожить, а такой гарантии я дать в силу возраста уже не мог.

Однако нашлись люди, благодаря которым фильм все-таки состоялся. Это прежде всего Михаил Швыдкой, настоящий патриот нашей картины. Он помогал всячески, звонил огромному числу людей, которые могли хоть как-то нам посодействовать, подписывал письма о помощи директорам музеев, где мы снимали, представителям президента, губернаторам. Михаил Ефимович оказался нашим добрым гением, его содействие, дружеский локоть я ощущал все время. Его доброе отношение помогло мне чрезвычайно.

Михаил Рудяк, глава «Ингеокома» (к сожалению, так рано ушедший из жизни), Владимир Коган, руководитель индустриально-промышленного банка, — их дружеская и финансовая поддержка вытащили меня, если говорить честно, из пучины отчаяния. Благодаря им я не стал мизантропом. Этим всем людям удалось спасти не только фильм, но и мою веру в человечество.

Однако я хотел бы вернуться еще к некоторым авторам нашей ленты.

Я сделал пятнадцать фильмов с композитором Андреем Петровым. И эту ленту намеревался делать с ним. Но мы не совпали в сроках. Андрей взял какую-то большую работу за рубежом. И я обратился к другому композитору. На Алексея Рыбникова я положил глаз (вернее, ухо) давным-давно. Я послал Алексею Львовичу сценарий с предложением «руки и сердца». Он благодарно откликнулся, и мы принялись за работу. Рыбников — изумительный мелодист, он очень тонко чувствует эпоху. В нашей картине это было очень важно. Алексей Львович — мастер, которому подвластны любые музыкальные жанры и стихи, он владеет большими и малыми формами.

Рыбников наполнил ткань фильма дивной музыкой: и нежной, и печальной, и праздничной, и трагической. Его вальс на катке очарователен; куплеты Сесиль радуют душу; молитва сумасшедших — пронзительна; народная песня — красива и этнографически точна; мелодию к «Свинопасу» мы называли между собой хрустальной; а фортепьянная пьеса «Тема Генриетты» — просто чудо. Его музыка напоила картину душевностью и болью, грустью и весельем. Мелодии Рыбникова одновременно как бы из той, андерсеновской, эпохи и очень созвучны нашему веку. Алексей Львович — подлинный соавтор картины, внесший в нее свою неповторимую и яркую индивидуальность, невероятно обогативший нашу общую работу.

Не могу удержаться от восхищения вдохновенной работой Натальи Ивановой — нашего главного художника по костюмам. Я давно считаю Наташу лучшей «одевальщицей» нашего кино. Мы вместе трудились, делая «Жестокий романс», «Ключ от спальни», «Старые клячи». Наташа — красивая, спокойная, надежная, ей ничего не надо говорить два