Рюдигер Сафрански - Хайдеггер: германский мастер и его время

Что это – поэтические грезы, метафора? Нет. Хайдеггеровский анализ вот-бытия представляет собой уникальную попытку показать: мы, люди, являемся существами, которые потому и могут строить мосты, что способны прочувствовать открытые просторы, дистанции и, главное, бездны (бездны над ними, вокруг них, в них). И которые поэтому знают: жить – значит наводить мосты над безднами, постоянно находясь в состоянии перехода. Следовательно, вот-бытие – это такое бытие, которое смотрит на себя как на другой берег и посылает себя на другой берег – с одного конца моста на другой. Главное же заключается в том, что этот мост растет только под нашими ногами: только тогда, когда мы по нему идем.

Но довольно об этом.

В поздних работах Хайдеггера встречается немало других построенных на игре слов, темных, похожих на арабески рассуждений, которые, может, и дают пищу для мысли, но вряд ли способны подарить воображению «зримые» образы: «Скрещение осуществляется как дающая быть собой зеркальная игра четырех, односложно вверяющих себя друг другу. Скрещение осуществляется как мирение мира. Зеркальная игра мира – хранящий хоровод»[468] (Вещь, ВиБ, 325). Над такими фразами не следует смеяться, но, сталкиваясь с ними, не нужно и впадать в ложное глубокомыслие. С ними дело обстоит так же, как с татуировками на теле гарпунера Квикега из романа Мелвилла «Моби Дик». Этому Квикегу, добродушному дикарю, родившемуся на одном из тихоокеанских островов, когда-то начертали на теле всю «космогоническую теорию» его племени «вместе с мистическим трактатом об искусстве познания истины», и с тех пор гарпунер стал ходячей чудесной книгой, «тайны которой даже сам он не умел разгадать, хотя его собственное живое сердце билось прямо о них»[469]. Все, в том числе и Квикег, знали, что эти письмена погибнут неразгаданными вместе с кожей, на которую они нанесены. Когда Квикег почувствовал приближение смерти, он попросил корабельного плотника сделать деревянный гроб и воспроизвел на его досках знаки, которые носил на своем теле.

Возможно, к некоторым загадочным фрагментам в гигантском наследии Хайдеггера стоит относиться так же, как к этим надписям на гробе дикаря с тихоокеанского острова.

4 декабря 1975 года умерла Ханна Арендт. Теперь и Хайдеггер начал готовиться к смерти – спокойно, сосредоточенно, отрешенно. Получив письмо от своего друга времен детства, Карла Фишера, который поздравлял его с восьмидесятишестилетием (этот день рождения окажется последним), Хайдеггер ответил: «Дорогой Карли… Сейчас я часто обращаюсь мыслями к нашей юности, вспоминаю и дом твоих родителей, где на террасе жило так много всякой живности, в том числе и один филин…»

Когда вечереет, вспоминается утренняя заря. Вероятно, мы не ошибемся, предположив, что в старости Хайдеггер снова совершенно отчетливо видел перед собой того филина. Приближалось время, когда филины пускаются в свой полет… Может быть, Хайдеггер вспоминал и о том, о чем мне однажды рассказал Карл Фишер, с которым я еще успел встретиться и поговорить: у маленького Мартина была сабля, такая длинная, что она волочилась по земле. Сабля не из жести, а из стали. «Он был настоящим атаманом», – сказал Карл Фишер, и в его голосе все еще звучало мальчишеское восхищение.

Зимой 1975 года Мартина Хайдеггера в последний раз навестил Петцет. «Как всегда, я должен был многое ему рассказать; он заинтересованно расспрашивал меня о людях и вещах, о впечатлениях и работе – его ум был как всегда ясен, кругозор широк. Когда ближе к вечеру я собрался уходить и госпожа Хайдеггер уже вышла из комнаты, я, дойдя до двери, вдруг еще раз обернулся. Старик посмотрел на меня, приподнял руку, и я услышал, как он тихо сказал: «Да, Петцет, дело идет к концу». Его глаза поприветствовали меня в последний раз».

В январе 1976 года Хайдеггер попросил своего земляка по Мескирху, профессора теологии во Фрайбурге Бернхарда Вельте, зайти к нему поговорить – и признался этому человеку, что хотел бы, когда умрет, быть похороненным на кладбище в Мескирхе, на их общей родине. Он выразил желание, чтобы его погребли по церковному обряду и чтобы сам Вельте выступил с надгробным словом. Суть этого их последнего разговора сводилась к тому, что опыт переживания близости смерти включает в себя и близость к родине. Как потом утверждал Вельте, «в комнате витала еще и экхартовская мысль о том, что Бог подобен Ничто». 24 мая, за два дня до своей смерти, Хайдеггер еще раз написал Вельте; он поздравлял теолога с присвоением ему звания почетного гражданина Мескирха. Это приветствие стало последними записанными словами Мартина Хайдеггера: «Нового почетного гражданина родного для нас обоих города Мескирха – Бернхарда Вельте – сегодня сердечно приветствует почетный гражданин с некоторым стажем… Пусть этот праздник чествования будет радостным и живительным. И пусть вдумчивость будет общим качеством всех его участников. Ибо необходимо вдумчивое размышление о том, может ли еще – и если да, то как – в эпоху технизированной однообразной всемирной цивилизации существовать родина» (D, 187).

26 мая, проснувшись утром с хорошим, бодрым самочувствием, Хайдеггер вскоре опять заснул и во сне умер.

Его похоронили в Мескирхе 28 мая. Вернулся ли он в лоно Церкви? Макс Мюллер рассказывает, что во время их совместных пеших прогулок, когда случалось проходить мимо церкви или часовни, Хайдеггер всегда зачерпывал горсть святой воды и преклонял колени. Однажды Мюллер спросил его, не есть ли это выражение непоследовательности – ведь он, Хайдеггер, давно отошел от церковных догм. Хайдеггер на это ответил: «Надо мыслить исторически. В тех местах, где так много молились, близость Божественного сказывается совершенно особым образом».

Чем бы закончить эту книгу?

Пожалуй, лучше всего – той фразой, сказанной по поводу смерти Макса Шелера (в 1928 году), которой Мартин Хайдеггер когда-то начал одну из своих марбургских лекций:

«И снова путь философии впадает во тьму…»

ХРОНИКА ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА МАРТИНА ХАЙДЕГГЕРА

1889, 26 сентября – Рождение Мартина Хайдеггера, сына Фридриха Хайдеггера (7.8.1851 – 2.5.1924), бочара и причетника из Мескирха, и Иоганны Хайдеггер, урожденной Кемпф (21.3.1858 – 21.5.1927).

1903-1906 – Констанцская семинария. Мартин получает стипендию, живет в католическом интернате («Доме Конрада») и готовится к карьере священника.

1906-1909 – Архиепископская семинария и гимназия во Фрайбурге.

1909, 30 сентября – Хайдеггер становится послушником в иезуитском монастыре Тизис под Фельдкирхом (Форарльберг), но уже 13 октября его отсылают домой из-за болей в сердце.