Жак Бенуа-Мешен - Юлиан Отступник

Хотя Максим Эфесский и восхищался Ямвлихом, он ни в коей мере не считал себя философом. Он был «теургом», то есть человеком, направившим все свои способности на «познание Бога». Он утверждал, что общается с небесными духами и они наделяют его сверхъестественной силой, которой он пользуется во время тайных собраний, куда имеют доступ лишь немногие избранные. Юлиан не раз спрашивал его об этих собраниях и выражал желание присутствовать на них. Но эфесец отвечал столь уклончиво, что Юлиан, из скромности, не смел настаивать.

Тем не менее однажды, когда они прогуливались вдвоем за городом, Юлиан рассказал Максиму о странном ощущении полета, которое испытал в девятилетнем возрасте во время своего вынужденного пребывания в Астакии.

— Я заснул на холме над Пропонтидой, — сказал он Максиму. — И вдруг почувствовал, что поднимаюсь в воздух. Потом, когда я парил в океане света, я услышал, как Гелиос позвал меня по имени.

Максим долго пристально всматривался в его лицо, затем ответил с улыбкой:

— С нашей первой встречи я знал, что между богами и тобой существует особая связь.

Юлиан заверил его, что и сам многократно убеждался в благосклонности к нему богов. Особенно ярко он почувствовал это на следующий день после того, как избежал смерти при избиении его семьи. Потом он усмотрел вмешательство Гелиоса в том, что рядом с ним был Мардоний, посвятивший его в основы эллинистической философии. И наконец, это ощущение усилилось, когда он открыл для себя труды Порфирия и Ямвлиха. Он продолжал:

— Ямвлих явил мне метафизическую систему Вселенной, которую я считаю истинной. По моему мнению, никто и никогда не сможет создать что-либо более совершенное. Но я уже не нахожу в его философии былого успокоения. Я дошел до той ступени, когда уже нельзя удовлетвориться абстрактным рассуждением о проявлениях божественного. Мне нужен бог, присутствие которого я чувствовал бы в глубине своей собственной души. Когда я спрашиваю галилеян, как научиться верить в их Бога, они советуют мне читать Евангелие. Когда я обращаюсь к язычникам, они отсылают меня к Аристотелю или Платону. Все время один и тот же ответ! Книги, только книги!

Помолчав немного, Юлиан продолжал дрожащим от волнения голосом:

— Что мне делать со всеми этими книгами? Я жажду жизни, причащения, встречи лицом к лицу с моим Создателем! Разве книги открыли глаза Савлу, когда он шел по дороге в Дамаск? Нет, это был поток света, видение, Голос!73 Тот голос, который я слышал однажды еще ребенком. Но это была слишком короткая встреча. С тех пор голос молчит, и я напрасно ищу его. Сейчас я чувствую, что в моей душе растет не ощущение присутствия Бога, а жуткое отчаяние…

Юлиан опустил голову и замолчал. Затем он тихо прошептал:

— Я делал невозможное, чтобы вновь его услышать. Я призывал его. Я умолял его ответить мне. И все напрасно. Но ведь я просил об этом не для того, чтобы обеспечить собственное спасение, а для того, чтобы помочь спасти красоту мира…

Когда Юлиан поднял голову, в его глазах стояли слезы. Это свидетельство горячей искренности рассеяло последние сомнения Максима и заставило повести с Юлианом откровенный разговор.

— Ты ищешь Бога таким способом, каким его еще никто не находил, — сказал он. — Ты хочешь заставить его тебе ответить, но ведь ты не хозяин ему! Ты хотел понять, чтобы поверить, в то время как следует поверить, чтобы понять74. А теперь ты даже не понимаешь, почему не веришь…

— Ты слишком суров! — ответил Юлиан.

— Я суров, потому что люблю тебя.

— Тогда не говори, что я не верю. Я верю всеми моими силами. А вместо ответа, которого я жду, я слышу только эхо своего собственного голоса. Но я ведь хочу не этого! Я хочу услышать голос Другого. Я хотел бы, чтобы он пришел ко мне, просветил меня, поразил раскатом грома…

— В таком случае отдайся в руки Посредника…

— А он существует? Я так давно ищу его…

— Он существует! — подтвердил Максим тоном, выражавшим абсолютную уверенность.

— Кто он?

— Сын Солнца.

— Как все люди? Как я?

— Ты — один из сыновей Солнца. А я сказал: Сын Солнца.

— Он указывает путь?

— Он сам есть Путь.

— Можно ли назвать его по имени?

— Его зовут Митра.

— Есть ли какое-то родство между ним и мной?

— Большее, чем ты думаешь…

Юлиан помолчал минуту. Потом сказал:

— Я уже слышал имя Митры от офицеров гвардии. Но в этой области я двигаюсь вслепую, на ощупь… Можешь ли ты рассказать мне о нем?

— Его появление относится к началу времен. Он родился от девы в глубоком гроте в день возрождения солнца, который его почитатели отмечают 25 декабря и называют natalis invicti75. После его рождения пастухи пришли поклониться ему, лежащему в колыбели. Прожив 33 года на земле, он вернулся на небо в то время года, когда природа расцветает. Его память почитают общей трапезой, во время которой все сидят за одним столом и причащаются телом и кровью Митры в виде хлеба и вина…

— Кровью Митры? — воскликнул Юлиан.

— Да! Ведь Митра задолго до Христа сказал: «Тот, кто вкушает мою плоть и пьет мою кровь, становится един со мной, а я — с ним». Как видишь, галилеяне не придумали ничего нового76…

— Правда… Можно даже сказать, что они многое позаимствовали у нас. Но прошу тебя, продолжай.

— Поклонение Митре основано не на отречении, а на полноте жизни, и это дает ощущение исполненного долга. Наш культ превозносит не страдания и смерть, а радость и жизнь. В этом поклонении обращаются не к бедному сыну плотника, у которого даже не хватило сил помешать палачам пригвоздить его к кресту, а к Непобедимому Солнцу. Это мужественная религия, религия победителей. Потому-то она так распространена среди наших легионеров: здесь, в Греции, в Паннонии, в Италии и даже в Галлии, куда ее принесли центурионы, воевавшие вместе с Помпеем на Востоке…

— Почему никто не говорил мне об этом раньше?

— Потому что ты не был готов услышать. Все думали, что ты христианин…

— Правда, я много сделал для того, чтобы всем так казалось, — проговорил Юлиан, опуская голову. — К тому же, если бы узнали…

Он махнул рукой, как бы отгоняя мучительные воспоминания.

— Есть еще одна причина, — продолжал Максим. — Религия Митры требовательна, она хранит свои тайны. К ней присоединяется не всякий, кто хочет. Она требует посвящения, и немногие оказываются достойны его. Тех, кто выдает тайны ее мистерий, постигает безжалостное возмездие.

— И ты говоришь, что эта религия распространена в Греции, в Италии и даже в Галлии? — спросил Юлиан, все более заинтересовываясь.