И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

Мюллер – это было началом двух с половиной лет огромного риска, риска, что её постигнет незавидная участь: быть повешенной с табличкой на груди – она прятала еврейку.

Нужно было понять, что делать с внуком…

Нужно было понять, как зарабатывать на хлеб…

Нужно было понять, как выдержать сплетни двора, что у пятидесятилетней Анны завелся молодой хахаль Николай, так часто он стал захаживать к соседке…

Нужно было еженощно, два с половиной года, выносить ведро в дворовую уборную.

Нужно было улыбаться фашистам…

Когда-то, когда я впервые рассказал эту историю заведующему корпунктом Агентства печати новости Иосифу Пикаревичу, он попросил меня написать «рыбу», по которой их корр сделает статью для выходившей в СССР газеты для немцев. И тогда статья вышла. Но, если история спасения Веры была изложена правдиво, то о судьбе семьи невнятно, а точнее – лживо. Не хотели тогда, в 1975 году, признавать, что немцев Одессы преследовали за то, что они немцы. Будь то отец Святослава Рихтера, или рабочий человек Джозеф Мюллер.

Помню, с каким трудом я получил справку в партархиве, что в годы войны Анна Мюллер помогала подпольщикам, что слушала немецкое радио, записывала новости и передавала через Николая.

И всё же я признателен Агентству печати новости, они не только дали на первой странице газеты фото Анны Мюллер, но и сфотографировали Анну и Веру, спасительницу и спасённую.

После 1956 года собирались в этом доме все участники этой истории. Джозеф Мюллер прожил после освобождения недолго. Я его не знал. Но и с Хелен и с Жози дружил, с Эдгаром Штефаном и с Лииой Шац много общался…

Эвелина живет в Милане. Иногда в Москве, в бывшей квартире отца. Её мама похоронена в Италии.

А я, если иногда бываю в Прохоровском сквере, чувствую вину, что нет берёзки в память Анны Мюллер…

Знаю, что Шиндлер спас 1200 человек.

Мэр Черновиц – 20 000 человек.

Анна Мюллер спасла одного человека, ежедневно рискуя жизнью.

Анна Мюллер спасла Веру Гинзберг.

Вот о ней мне было важно напомнить 22 июня.

Доброжелательность как закон

Как и архив свой не вёл, так и фотографии не собирал. Запечатлено мгновенье, но ведь уже живем в следующем. И лишь с возрастом начал ценить получаемые от друзей снимки, где нахожусь в кругу близких людей.

И вот вчера Татьяна Гершберг, жена моего друга Эдика Гершберга (по паспорту он был Илья Моисеевич, но для нас навсегда – Дик, Эдик), разбирая архив мужа, нашла и прислала мне снимок, сделанный, думаю, четверть века назад, у нас в комнате, на Черёмушках, где у книжного шкафа Лера Перлова, я и Муся Винер.

Как видно, первая девочка, которую я увидел, с кем познакомился, была Муся Винер. Моя мама дружила с этой семьёй, ещё с медицинского института. Константин Самсонович Винер, отец Муси, закончив институт, стал паталогоанатомом, его жена Наталья Вениаминовна Бульба стала врачом – лаборантом. Их дочь, Муся родилась на три недели раньше меня, 13 ноября 1936 года. Так что меня знакомили уже со взрослой трехнедельной девицей.

Шутки-шутками, но жили мы до войны на расстоянии квартала – мы на Островидова угол Тираспольской, сейчас там сталинка, Винеры на Тираспольской, 13 – между Островидова и Кузнечной. Так что вначале коляски возили рядом, потом выгуливали нас на Соборке, одни книги нам читали…

Казалось бы, война разбросала, но в 1945-ом, Винеры уже жили у себя в старой квартире, которую им при оккупации в целости и сохранности сберегла их довоенная домработница, ставшая членом семьи.

Конечно, я учился в мужской, 107 школе, Муся (чаще её звали Муха) училась в женской, 3 школе, но внешкольное время обычно проводили вместе.

Сколько раз мы слышали – «жених и невеста, тили-тили-тесто», но не смущало. С тех пор я всегда с уверенностью говорю, что дружба между девочкой и мальчиком возможна, совсем не обязательно при этом заниматься сексом.

Муси, увы, давно нет. И это одна из ран, что саднит.

Мы вместе поступили в Политехнический. Вместе окончили электрофак. Пожалуй, и увлечения были общие. Вместе готовили выставку к дискуссии в Политехническом о новом искусстве. Вместе составили самиздатовский томик Пастернака, отпечатанный в пяти экземплярах, сколько брала «ЭРИКА».

Кстати, у Мусиной тёти, Александры Самсоновны Винер была замечательная библиотека русской поэзии, Пастернак был любимым её поэтом, поэтому в наш самиздатовский сборник мы включили как стихи из «Доктора Живаго», которые я привёз из Москвы, получив в подарок от друзей, так и ранние стихи из коллекции Мусиной тёти.

Но Муся стала инженером, притом хорошим, я же ушёл в сторону, увлёкся литературой, журналистикой.

По распределению она уехала на три года в Мордовию. Как-то, будучи в командировке в Москве, я позволил себе сделать круг и залететь в Саранск, тем более, что мы оба решили, что обязательно должны посмотреть, как создают музей Эрьзи, которого мы оба любили, знали, навещали, пока он жил и работал в подвале в Москве.

Но, конечно, притяжение Одессы было огромным. И Муся, отработав срок, вернулась домой. Сказать, что она любила море – ничего не сказать. Она была неутомимым пловцом. Сказать, что она любила походы…

Трудно было найти в нашем городе более доброжелательного, открытого человека. В её доме вечно кто-то жил. То друзья по турпоходам, то дети друзей, то оставшиеся без приюта мужчины или женщины.

А у Муси семейная история не сложилась. Была влюблена в одного моего друга, но он был женат. А лишь бы с кем-то соединять жизнь ей было не интересно.

Вокруг всегда друзья. И всё было хорошо, пока не обрушилась страшная болезнь. Пришлось ампутировать ногу. Но и тогда она не сдалась… Но это был краткий перерыв в болезни.

Конечно же, в школьные годы я был знаком, дружен с соученицами Муси по 3-ей школе. Чаще всего они бывали втроем – Муха, Лера Перлова и Фая Килимник. И Лера, и Фая жили на той же Кузнечной, что и я.

Сейчас Фая в Израиле, Лера в США, но – живы мы, и это прекрасно.

Лера Перлова, дочь университетского доцента, философа, у них в доме я впервые увидел полное собрание сочинений Плеханова, но главное, его читали, что-то в нём находили, что меня поразило.

Как это часто бывало в те времена Лера вышла замуж за моего соученика по 107-ой Юлика Биндера. И вновь общие интересы, увлечения. Помню, как Юлик из крошечной зарплаты инженера выделял себе деньги на покупку картин у молодых одесских авангардистов…

Трудные