Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

сдавал по плану. С Настенькой я дружил, а Фариду всегда говорил, пока он не лезет ко мне, я его тоже его не трогаю.

Еще он любил «вкинуть», проще говоря поиздеваться, «высадить на страх», – это было его развлечением и излюбленным удовольствием. В общем, «вкидывал» он всем, кто не мог «вкинуть» ему.

За все это, конечно, его любили немногие, особенно те, кто с ним был знаком еще по прошлому сроку. Из таких был брянский парень Виталик, с которым у Фарида была лютая вражда. Ни дня не обходилось без их разборок, недомолвок и «негативов».

Во время своего «НСО» Фарид завладел и другими инструментами манипуляции народом – графиками. Графиков было три: график дежурств, график поддержки (новичков), график сдачи заданий. Ведение графиков тоже было символом власти, а также можно было показать человеку, что он тебе обязан, специально поставив его на легкий объект дежурства и обозначить это ему в удобный момент.

Частенько между нами возникали конфликты. Один разгорелся из-за плевой ситуации. Из-за незначительного моего «негатива» на Ивана Ч. Фарид раздул целую «атомную войну» на УС. Он заранее подошел к консультантам и доложил, что с Иваном Ч. у меня вражда, как это у нас называлось, «предубеждения». На самом деле, война с Иваном Ч. у меня была, но не в то время. И ничтожная ситуация вылилась в «тренинг привязки». Значило это, что мы должны были с Иваном держаться вместе целые сутки, не отходя друг от друга более чем на два метра. Конечно, относиться к этому серьезно я не стал – это было оскорбительно и смешно. Но все равно правила игры нужно было соблюдать, пусть и не полностью. С трудом я дождался следующего УС. На котором Фарид продолжил разбирать наш конфликт, по сути, начавшийся с него самого. Тут я не выдержал и сорвался на него, прямо на УС. Возмущению Фарида не было предела, он тоже не любил выглядеть дураком. В итоге все закончилось хорошо, но осадочек остался.

Наконец у Фарида сменилась функция, он стал «ведущим графиков», заменив Настеньку. И одновременно ему поручили функцию «Эмиль» (присматривать за неходячим стариком на первом этаже, которого звали Эмиль). И та, и другая функции были очень выгодны Фариду. Ведением графиков он стимулировал свою быструю выписку, а Эмилем прикрывался от всех остальных повинностей, кроме дневника чувств ничего не делал, и его сутками никто не видел, так как в его обязанности входил только присмотр за Эмилем на первом этаже.

Тут произошел еще один конфликт.

Будучи человеком бесцеремонным, привыкшим лезть во все, Фарид не мог пройти мимо меня, когда я бродил возле консультантской после отбоя. У нас было назначено зачтение новых глав моей книги, но он об этом не знал. После отбоя ходить по дому могли только впередиидущие.

«Что ты здесь делаешь после отбоя?» – в свойственной ему манере полюбопытствовал Фарид.

«А тебе что за дело?» – ответил я.

«Я впередиидущий, и мне есть дело!» – начиная злиться, утвердительно ответил он.

«Ты уже не „НСО“, ты сидишь с Эмилем и ведешь графики!» – с раздражением ответил я.

«Иди в свою комнату!» – начал командовать Фарид.

«Иди на первый этаж, там твоя функция!» – не выдержав наглости, вспылил я.

«Ты не должен здесь находиться без прояснения. У тебя прояснено?» – как бы начал сглаживать он, ведь свидетелями этой бузы были другие впередиидущие, а выглядеть перед ними дураком он боялся больше всего, ведь он считал себя самым-самым.

«Да тебя вообще это не касается, третий раз уже говорю!!!» – завелся я.

Не на шутку взбешенный Фарид подлетел ко мне, готовый к полномасштабной драке. Тут из групповой послышался голос Антона-повара: «Да оставь ты его! Что вы как дураки?»

«Он не может здесь находиться!» – теперь уже в адрес Антона произнес Фарид.

«Да тебе какое дело?» – то же самое произнес Антон.

Осознав, что это все бессмысленно и тех полномочий у него уже нет, с трудом подавляя ярость и обиду, Фарид начал спускаться по лестнице. Спускаясь, кинул в мой адрес какое то проклятие, а на следующее утро угостил виноградным Captain Black, и все забыли про эту историю. Но ненадолго.

Следующий скандал не заставил себя долго ждать. Буквально через несколько дней Фарид своевольно залез в мою епархию «стирмаша», поставив на стирку свои вещи. Когда я заметил это, моя ненависть к нему и желание отомстить взыграли новыми красками. Тут уж я твердо решил поставить эту наглую рожу на место. А каралось такое своеволие написанием 7500 своеволий, так как машинкой мог пользоваться лишь стирмаш, в силу того что она была древняя и часто ломалась. В одержимости я понесся искать Фарида по дому. Время было раннее, и только закончилась утренняя уборка. Увидев в коридоре между консультантской и групповой Фарида, говорившего с Игоряном, который в то время был «РО», я подлетел, сделал ему замечание – «вынес негатив». В этот раз уже был не «пятибалльный шторм», тут уже было «торнадо». Мы с Фаридом в тот момент были готовы загрызть друг друга, и, конечно, не из-за вещей. Взаимное неприятие достигло точки кипения. Хорошо, что вмешался более трезвомыслящий Игорян, как-то развел нас по сторонам. Фарид в ярости отправился на первый этаж, а я в таком же состоянии на Медитацию. Конечно, консультанты все, что происходило, слышали даже через закрытую дверь и влепили нам обоим по замечанию. После этого я был уверен, что с Фаридом мы кровные враги. Поэтому и решил написать эту главу. Книга была моим универсальным инструментом, и я хотел ударить по Фариду творчеством, «вылив» весь компромат на бумагу. К тому же консультанты любили послушать новые главы. Написав главу о Фариде, я всем про это рассказал в надежде, что слухи дойдут и до него. Они, конечно, дошли. Но Фарид переиграл меня. Он поступил гениально. Он договорился, и меня перевели в его комнату. Истинно, держи друзей близко, а врагов еще ближе. Это было самое правильное решение в такой ситуации, и за него я Фариду благодарен. Ибо войны должны заканчиваться перемириями.

Глава 20

Книга

Много времени прошло с Христова воскресенья,

Сколько люду полегло от жуткого похмелья!

Сколько времени еще мне в РЦ осталось?

Хорошо хоть Настя Ю. в тарелке закопалась!

То, о чем я расскажу в этой главе, началось через четыре месяца моего пребывания в Центре. Мой друг Саша Ж. уехал, и я вдруг испытал какую-то скорбь, как будто умер близкий человек. Но жизнь продолжалась,