Как рыба без воды. Мемуары наизнанку - Ришар Пьер

Собралась вся без исключения съемочная группа, от продюсера до электрика, от режиссера до разнорабочего. Все приехали, чтобы обнять меня, пока я жду свой багаж. После всех злоключений мне хочется скорее лечь в постель и прийти в себя, поэтому я колеблюсь, нужно ли мне обнимать всех.

И напрасно.

Пока мне выдавали чемоданы, я мог бы сочинить отдельное стихотворное приветствие каждому из группы, а также всем пассажирам, членам их семей и экипажу самолета.

Да, я не сразу понял, что творится у нас за спиной. Привыкший забирать чемоданы с движущейся ленты транспортера, я, глядя на кучу вываленных на землю мешков, не сразу сопоставил эти две картины. А мешки все кидают один на другой, пока не вырастает огромная гора. Отряду спелеологов потребуется не меньше часа, чтобы поднять на поверхность мой личный багаж, разбросанный по разным местам и изрядно побитый…

— Всегда у вас так?

— Нет, сегодня быстро, в честь твоего приезда…

Около пяти утра процессия наконец трогается в путь… Я собираюсь дорогой немного вздремнуть, так сказать, авансом, пока не прибудем в отель.

Случалось ли вам спать в самолете Ту? Да? И все равно вам не представить себе поездку на грузовике по грузинским дорогам. Поначалу кажется, что колеса проколоты, под конец приходит уверенность в том, что они квадратные. Ямы — еще не самое страшное. Если вы едете по правой стороне дороги и яма прямо у вас перед носом, вы объезжаете ее слева. Если навстречу едет машина, тоже ничего страшного. Есть куча шансов, что перед ней тоже будет яма и она тоже возьмет влево. Встречная машина оказывается справа, чтобы объехать свою яму слева, а вы в это время оказываетесь слева, объезжая свою справа. Нет, главная неприятность — танки. Они не сворачивают, даже если впереди яма. А поскольку не так опасно влететь в яму, как влететь в танк, то мы выбирали ямы. Не пропустили ни одной.

— Откуда столько ям?

— Из-за танков.

— А почему столько танков?

— Ах это? Да пустяки, просто было покушение на президента. Не бойся, у нас все под контролем.

«Под контролем»… Я впервые слышу эту фразу, и в их устах она звучит как-то даже угрожающе. Грузины бывают особенно непредсказуемы тогда, когда держат все под контролем. В данных обстоятельствах, несмотря на усталость, уснуть я не могу. И с нетерпением жду приезда в отель.

Вереница машин далеко растягивается в ночи; они переваливаются из ямы в яму, прыгают на кочках, чихают и глохнут и час спустя останавливаются перед сельской таверной.

— Ты будешь доволен…

— Я здесь ночую?

— Нет, но будешь доволен…

В 6 утра в мою честь начинается застолье.

Действительно, я доволен.

Народ вокруг пьет и танцует, пьет и поет, пьет и пьет… А что до меня, то я сплю на месте. Из учтивости я присоединяюсь к их славянскому хору, но только вежливо делаю вид, что пою, а про себя прикидываю, что мне понадобится серьезный запас прочности.

В тот же вечер, вернее, в то же утро я знакомлюсь с Дабо и Бато.

«Дабо и Бато»… Услышишь такое — и на ум приходит что-то вроде клоунской пары Речо и Фриго, а увидишь их вблизи — и прежде всего на ум приходит, что пора крикнуть «Мама!» и писать завещание. На время съемок они будут моими телохранителями.

Метр девяносто и сто килограммов веса. И это только ноги. Если бы молотилки имели руки, они бы напоминали руки этих парней.

Они сваны. Сваны — это уроженцы горных районов Грузии, которые граничат с Чечней. Так что по направлению к сванам лучше не гулять. В касте воинов они аристократы, сливки, вожаки. Никогда еще мое тело не охранялось так хорошо, и никто не осмелится тронуть меня пальцем. Мне самому придется просить у них разрешения почесаться.

Со следующего дня они не оставляли меня ни на минуту. Они одновременно сопровождают меня, следят за мной и прокладывают путь. Когда я ухожу в номер, они спят под лестницей. Когда я иду есть, они устраиваются у меня за спиной. Когда я на несколько секунд удаляюсь в туалет ресторана, то прошу их подождать за дверью, иначе они встанут рядом со мной, плечом к плечу.

Словом, я в полной безопасности. Но, в сущности, неужели я подвергался бы большему риску, если бы их не было рядом? Из-за их постоянного присутствия я начинаю думать о вещах, которые в нормальное время мне в голову бы не пришли. Всегда немного странно видеть демонстративное развертывание сил порядка. Они оградят вас от всего, в том числе и от покоя.

Естественно, мы могли бы познакомиться, по достоинству оценить друг друга и в конце концов бодро рассуждать о видах на погоду… но нет. Они ни слова не говорили ни по-французски, ни по-английски, как, впрочем, ни на каком-либо другом языке, так что при любой погоде, в дождь и в вёдро, Дабо и Бато молчали как рыбы.

Поэтому мы только обменивались улыбками. Улыбались друг другу весь день, с утра до вечера. Я улыбаюсь — они мне улыбаются. Словом, мы улыбались… Наверное, покажется, что я повторяюсь, а на самом деле так оно и было.

Я улыбкой говорил им:

— Я рад, что вы здесь.

Они в ответ улыбались:

— Мы рады, что ты рад, что мы здесь…

Я так поднаторел, что стал придавать улыбке массу нюансов. Немного поработав уголками рта, мог сказать:

— Я рад, что вы рады, что я рад, что вы здесь, но иногда меня это немного тяготит, и я был бы еще более рад глотнуть свободного воздуха в одиночестве.

На это они быстро научились отвечать, обнажая клыки, способные составить честь хорошему бивню:

— Мы и сами догадываемся, что ты рад, что мы рады, что ты рад, что мы с тобой, и что иногда тебе было б лучше, чтобы нас с тобой не было. Но у нас приказ.

А поскольку я довольно быстро понял, что не следует дергать за веревочку, а то можно получить в лоб, то на том разговор и заканчивался.

Под конец я к ним привык. В конце концов я стал испытывать трогательное чувство благодарности к этим двум великанам, готовым разорваться пополам, лишь бы доставить мне удовольствие (и тогда получилось бы четыре центнера доброты). Мои Кинг-Конги, как вскоре выяснилось, оказались очаровательными людьми. Две любви двух сванов… А поскольку вся съемочная группа при каждом приеме пищи произносила тосты (в Грузии надо сильно поторопиться, чтобы успеть между двумя тостами сунуть кусок в рот), то через несколько дней, когда подошла моя очередь, я встал и произнес несколько слов в их честь.

И тогда продюсер, тоже сван, поднялся во весь свой нечеловеческий рост и обхватил меня своими громадными ручищами. Он положил голову мне на плечо, уронил скупую мужскую слезу и, подавив рыдание, сдавил мой позвоночник. Едва мой копчик перестал играть в кости с позвонками, я услышал, как этот колосс бормочет мне на ухо с чисто грузинской склонностью к преувеличению:

— Спасибо тебе за них, теперь скажи только слово — и они умрут за тебя.

Прежде у меня находили кифоз. После его объятий я заработал лордоз. Но жизнь была прекрасна, они признали меня своим.

Словом, до съемок оставалась неделя. Я приехал пораньше, чтобы к ним подготовиться. И потому попросил график работы. Это такое расписание на весь съемочный период с указанием, какие сцены снимаются и в какой день. Мне он был особенно нужен потому, что у меня есть текст на грузинском, а его не выучишь за ночь накануне съемки.

— Сейчас принесем.

Ассистент, что в общем нормально, использовал во французском языке только одно время — несовершенное, и очень приблизительное. Может, он недопонял вопрос? Или слово «сейчас» с грузинском имеет совсем другой смысл? Как бы то ни было, а прошло два дня, но я так ничего и не получил.

Проходит четыре дня, я снижаю требования.

— Дайте план хотя бы первой недели съемок, чтобы я мог поработать с текстом.

По-прежнему ничего.

Накануне съемок я как великую милость вымаливал право получить хотя бы план работы на первый день… И вот таким образом утром первого дня я прихожу ровно в девять в назначенное место, на съемку… чего? Тревога сжимает мне сердце.