Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Поручик Мазин еще издали, увидев в бинокль всадников в лохматых шапках, почувствовал недоброе. Приказав Дерюгину скакать на выручку, поручик подал команду открыть огонь. Ракетчикам понадобилось всего несколько минут, чтобы зарядить станок.

— Огонь!

Оставляя огненный хвост, к колодцу понеслась одна ракета, за ней вторая. Они разорвались у бархана, вызвав среди неприятеля панику. Увидев приближавшихся казаков, бандиты бросились от колодца.

Когда подоспел поручик, Скобелев лежал без признаков жизни. Лицо и френч залиты кровью.

Солдат-фельдшер рванул на его груди рубаху, припал к телу.

— Жив!.. Скорей воды!.. Бинты!

— Кладите на повозку! — распорядился Мазин.

На теле подполковника насчитали семь ран. Жизнь едва теплилась.

Пятнадцать суток пролежал Скобелев после стычки у колодца Аты-Бай. Раны не заживали, кровоточили, а фельдшер, используя различные способы и средства, отхаживал его, стараясь скорей поставить на ноги.

Однажды к повозке, где лежал раненый Скобелев, подошел слепец. Постукивая палкой о землю, он ткнулся грудью о повозку и, протянув руку, писклявым голосом попросил милостыню.

— Иди, иди, — недовольно проговорил фельдшер.

— Зачем калеку гонишь? — вступился за него Скобелев. — Накорми его, напои — сто грехов с души снимешь. Так ведь мудрость говорит?

Фельдшер подал слепому котелок с кашей, тот сел в стороне и начал есть.

— Узнай, Садык, отчего он слеп, — попросил раненый переводчика.

Тот подсел к старику, стал расспрашивать, потом сообщил, что глаз старик лишился по приказу хана. Старик, будучи молодым, служил во дворце и полюбил одну из наложниц гарема. Узнав о том, хан приказал выгнать его, а прежде ослепить и оскопить, чтоб не зарился на женскую красоту.

— Где же это произошло? — спросил Скобелев.

— Там, в Хиве, — ответил слепец.

Хива

A тем временем Мангышлакский и Оренбургский отряды соединились и одной колонной следовали к Хиве. К ним должен был подойти еще отряд из Красноводска, но почему-то задерживался.

С востока к Хиве тоже подходили два отряда — Дизах-ский и Казалинский. Их вел генерал-губернатор Туркестана Кауфман.

Маршрут для войск оказался нелегким. Жара, снова разразившаяся песчаная буря, безводье вконец измотали солдат. Они не шли, а брели, изнемогая от ноши, которая казалась неподъемной.

Чтобы облегчить мучения солдат, генерал Кауфман приказал уничтожить все лишнее, находившееся в обозах, начав со своей палатки и легкой походной мебели:

— Жгите.

В огне полыхали офицерские мундиры, сапоги, ковры, штурмовые лестницы. Повозки освобождались для обессиленных людей. Даже письма в карманах казались тяжестью, и их рвали в клочки. Сбросили за ненадобностью понтоны, закопали в песок.

— Только вперед! — требовал генерал, боясь опоздать с выходом в назначенный район.

Особенно трудным оказался участок, где в колодцах не оказалось воды, имевшиеся запасы подходили к концу.

— Впереди есть вода, — сказал проводник. — Впереди Алты-Кудук.

В переводе это означало «Шесть колодцев».

— А вы-то здесь сами были? — спросил его генерал.

— Очень давно.

После недолгого совета решили идти: Алты-Кудук казался всем спасением.

— Вперед, не отставать! Наберитесь терпения, братцы! Впереди вода! — слышались подбадривающие голоса.

Наконец, к исходу дня голова длиннющей колонны достигла означенного района. И… ни одного вокруг колодца. Всхолмленная вокруг пустыня с желтеющими песками. Ни кустика, ни травинки.

— Где же колодцы? — строго спросил Кауфман проводника.

— Выходит, засыпало, — развел он руками.

— Что делать, ваше высокопревосходительство? — спросили генерала.

Но тут к генералу пробился один из погонщиков.

— Я знаю, где вода. Я найду воду. Дайте только лошадь.

— Вот, джигит, мой жеребец, вот фляжка. Наполнишь ее водой, получишь сто рублей. Скачи!

Погонщик вернулся в темноте. Оказалось, что в бурю дорогу перемело, и отряд вышел на шесть верст в сторону от района Алты-Кудук.

— Получай, начальник, воду! Давай деньги!

Вода оказалась не только плохой, но ее было мало. Из шести колодцев один высох, в остальных воды — на дне. Когда поднимали ведро, в нем плескалась коричневого цвета жижа. Нечего и думать, чтоб напоить людей и животных отряда.

Генерал Кауфман решил всех лошадей и верблюдов отправить назад, к колодцам, в которых была вода.

— Но это же больше ста верст! — не сдержался генерал Бардовский, которому поручили возглавить возвращающихся.

— У вас есть другое предложение? — со скрытой издевкой спросил Кауфман.

— Извините. Когда прикажете выступить?

— Немедленно.

Двое суток шли лошади и верблюды по знойной пустыне к колодцам. Оставалось совсем немного, когда на отряд напала банда Садыка. Превосходивший числом неприятель дважды пытался атаковать огромный караван, охраняемый казаками. В некоторых местах сходились врукопашную, однако натиск удавалось сдержать.

Наконец достигли колодцев. Совсем обессиленные люди и животные пили воду и не могли насытиться. Наполнив ею все захваченные с собой бочки, бурдюки, фляги, после короткого отдыха караван снова повернул к «Шести колодцам», чтобы оттуда двигаться к Хиве.

28 мая войска подошли к городу. Двигавшиеся с запада кавказцы и оренбуржцы подошли к воротам Шахабада, туркестанцы — с противоположной стороны, к Хазарапским воротам. Перед ними возвышалась кирпичная в четыре сажени высотой мощная крепостная стена. В амбразурах темнели жерла орудий, в бойницах мелькали чалмы защитников. За зубчатыми стенами виднелись остроконечные минареты, округлые купола мечетей, в лучах солнца глянцевито отсвечивая нежно-голубой керамикой.

Послали представителей для переговоров. Те пошли с предложением мирного исхода, но надежды было мало: на подходе к городу происходили стычки, и все полагали, что главный бой произойдет у Хивы. Однако после недолгого ожидания ворота распахнулись. Под звуки оркестра отряды вошли в столицу древнего Хорезма. На них с тревожным ожиданием взирали перепуганные жители. Все ждали погрома, но этого не произошло. На пыльных и жарких улицах расположились для поддержания порядка воинские караулы и дозоры.

Зато счастьем светились лица находившихся в рабстве людей. В Хиве был невольничий рынок, куда доставляли людей из Афганистана и Персии, с предгорий Копет-Дага и берегов Каспия. Таких было около сорока тысяч.

Через несколько дней возвратился незадолго до этого бежавший хан Хивы. Генерал Кауфман принимал его в своей резиденции, устроенной в саду близ города. Сойдя с лошади, хан смиренно направился к палатке генерала. Он был высокого роста, крепкого сложения, с волевым энергичным лицом. Подойдя к Кауфману, поклонился и молча сел на ковер с поникшей головой.