Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Арсений Александрович Замостьянов

волевой. Рыков, как всегда, никаких признательных показаний не давал, держался насмешливо. Его все еще считали «видным и серьезным» деятелем эсеровской партии — по-видимому, из-за частых контактов с друзьями-эсерами, о которых стало известно следователю. В начале декабря Департамент полиции распорядился доставить Алексея и Фаину Рыковых в Петербургское жандармское управление. К Новому году они оказались в знаменитых «Крестах». Но доказать, что Рыков был организатором демонстрации 5 мая, полиция не сумела. В июне 1903 года брата и сестру выпустили из тюрьмы с предписанием вернуться в Саратов под особый надзор полиции. Однако расследование их причастности к распространению нелегальных изданий продолжалось — именно эта «цепочка» интересовала полицию более всего. Они снова поселились на Провиантской. За ними следили даже ночами. Рыков тогда получил в полиции кличку Бур, а Фаину называли просто — Провиантская. К ним заходили члены Саратовского комитета РСДРП, этого не удалось скрыть.

Кстати, комнаты на Провиантской они снимали у некоей Марии Семеновны Клоковой, которая так сочувствовала революционному движению, что часто не брала с них деньги, а однажды спасла Рыкова от ареста, в роковой момент спрятав запрещенные прокламации в самовар.

Осенью 1903 года над Рыковым опять сгустились тучи: полицейские установили, что он является важнейшей фигурой в Саратовском комитете РСДРП. Соратники настояли, чтобы он немедленно покинул город. Рыков, после недолгих колебаний, скрылся, оставив службу в городской управе, — и полиция надолго потеряла след изворотливого Бура.

В то время саратовским губернатором уже был Столыпин, всерьез взявшийся и за крестьянские волнения, и за революционеров. В апреле 1903 года вышло губернаторское постановление: «Воспрещаются повсеместно в пределах Саратовской губернии всякого рода сборища и собрания, не дозволенные установленным порядком, независимо от их цели и места». Почти одновременно Столыпин обратился в Департамент полиции Министерства внутренних дел с просьбой предоставить саратовцам 1000 рублей на развитие сыскной деятельности в губернии — и получил эти деньги. Плеве доверял ему!

Глава 3. Броски в Европу

1. Расстановка сил

После раскола социал-демократов, случившегося на II съезде РСДРП, в июле-августе 1903 года, для Рыкова не было сомнений, чью сторону занять. И вовсе не из-за личной симпатии к Ульянову и другим большевикам. В 1928 году, работая над проектом программы Коминтерна, Троцкий заметил: «Большевизм всегда силен был исторической конкретностью в выработке организационных форм — никаких голых схем. Переходя из этапа в этап, большевики радикально меняли свою организационную структуру». Троцкий присутствовал на том съезде, который проходил сначала в Брюсселе, а потом в Лондоне. Молодой Рыков в работе этого партийного форума не участвовал по самой уважительной причине: в то время он пребывал в каталажке после саратовской майской демонстрации…

Судя по характеру Рыкова, можно предположить, что его привлекло в большевиках именно это — способность к маневрированию, минимум (по сравнению с меньшевиками) демагогии, нацеленность на расширение своего влияния среди рабочих и в конечном итоге на захват власти. Человек практического ума, будучи большевиком, он ясно знал, за что борется. К тому же его воззрения были гораздо радикальнее меньшевистских. Рыков поддерживал решительную «ленинскую» резолюцию II съезда об основной задаче партии — «борьбе за диктатуру пролетариата».

К тому времени он слыл счастливчиком. Рыков за несколько лет стал одним из признанных королей конспирации. Филеры имели такую справку об опасном подпольщике: «Алексей Иванович Рыков, он же Власов, он же Сухорученко Михаил Алексеевич, кличка наблюдения „Глухарь“, рост — средний; телосложение — обыкновенное; цвет волос — шатен; лицо — чистое; борода — буланже; усы — светло-русые; походка — обыкновенная; тип — русский»[25]. Да, кличек у Рыкова, как и у других большевиков и эсеров, было несколько, но использовал он их только по необходимости. Кстати, как только партия стала легальной (после Февральской революции) и тем более когда большевики пришли к власти — он предпочитал пользоваться только своей истинной фамилией. Был и остался Рыковым. Ну, а термин «борода буланже» тогда всем был понятен как дважды два: это конусообразная бородка, несколько удлиняющая лицо. В начале ХХ века такую любили носить врачи, учителя. Словом, патентованная интеллигенция.

Розалия Землячка. 1920-е годы [РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 54. Д. 24. Л. 65]

В декабре 1904 года Розалия Землячка писала из Петербурга Ленину в Женеву: «Конференция северных комитетов предлагает кооптировать Алексея. Я считаю его одним из лучших кандидатов… Он вполне надежный человек… Но все же мало проверенный. Это меня несколько смущает, но я считаю необходимым на кооптацию его согласиться». Проверку он, по всей видимости, прошел успешно, потому что вскоре Рыкова избрали членом Бюро комитетов большинства, как назвали этот орган партийного руководства, нелегально возникший в России.

«Товарищ Алексей» прочно обратил на себя внимание Ленина незаурядной энергией, молодой активностью, о которой ему сообщали соратники. Ульянова не все устраивало в политических воззрениях Рыкова, заочно они постоянно спорили. Впрочем, в то время спорили все. Конечно, мы сегодня, зная последующую историю, заведомо считаем Ленина вождем партии и политическим гигантом. В начале ХХ века это вовсе не считалось очевидностью. Ульянова-Ленина, безусловно, признавали выдающимся революционером, незаурядным теоретиком, знатоком и вольным интерпретатором марксизма. Вызывала уважение его преданность идее. Соратники не сомневались: Старик все свои силы посвящает революции, трудится до изнеможения, даже когда нет шансов на быстрый успех.

2. Швейцарский вояж

Итак, в 1903 году Рыков поступил на службу в статистический отдел губернской земской управы. В первый и последний раз он работал официально, а не только «на революцию». Служил он недолго, но за это время, во-первых, немного улучшил материальное положение, получая вполне легальное жалованье, а во-вторых, наладил новые связи с рабочими Саратовской губернии — в особенности с железнодорожниками. С ними он встречался как сотрудник управы, но ни на минуту не забывал о партийной агитации. За ним наблюдали, но, как вспоминал Рыков, ему первое время удавалось «ускользать от филеров». Но следили за ним всё внимательнее. Это происходило в столыпинские времена, когда саратовская полиция работала энергичнее, чем прежде. Кстати, к земской управе губернатор Столыпин относился с предубеждением: туда проникло немало либералов, врагов трона. Губернатор называл их «злыми саратовцами» и радовался, когда удавалось их «уважать себя заставить» и приобщить к работе. Рыков, конечно, оказался злым из злых.

21 октября 1903 года в агентурном донесении говорилось: «Выход наблюдаемого из дома не видели, а в 4 часа дня он неизвестно откуда пришел домой вместе со своей сестрой Фаиной». А потом он и вовсе пропал. Скрылся. Его искали в Царицыне и Саратове, но тщетно. Летом 1904 года вышло высочайшее повеление о высылке Рыкова на