Юрий Сушко - Высоцкий. На краю

Ознакомительный фрагмент

Но, в целом, от непроходимой тупости деревенской жизни они пребывали в унынии. Было бы совсем худо, рассказывал однокурсник Олег Харо, если б не Володька. Он сам не сидел на месте и нам не давал. Сочинял какие-то смешные стишки, эпиграммы. Постоянно что-то напевал, рассказывал анекдоты. Заприметив гуляющих без упряжи лошадей, тут же решил обучиться верховой езде. Падал, вновь карабкался на круп, опять падал, поднимался, и через некоторое время уже довольно уверенно оседлал «гнедка» и принялся обучать приятелей… Ребята после картошки падали замертво, а он еще успевал на деревенские танцульки под гармонь. С этого «круга» придет часов в 12 ночи и начинает… Кохан злился, а из Володьки все прямо прет. Игорь говорил: «Ребята, все, мы не смеемся. Пусть хоть до утра треплется. Спим». Все лежат, делают вид, что спят. А Володька не унимается. Потом кто-то один не выдержит — хмыкнет, и следом все грохнут. На него невозможно было злиться. Вообще, вокруг Володи все было как-то по-доброму… Все ему было интересно. Исписал целую тетрадку старых частушек… Они с Кохановским обо всех частушки сочиняли типа: «Был у нас пацан в колхозе, все он нам рассказывал. Спросишь, кто там фармазон, — на Харо показывал».

Насчет трудовых подвигов будущих строителей в ходе «битвы за урожай» говорить трудно, но то, что за те недели они сдружились, факт. Встречались после лекций, гуляли с девушками, дулись в картишки.

Осенние месяцы пролетели очень скоро. Мы были так довольны, что поступили, говорил Кохановский, так рады, что на этих радостях первое время очень прогуливали занятия. Высоцкий пребывал в какой-то меланхолии. Видимо, огорчала начертательная геометрия, с эпюрами и прочими прелестями. Сам Гарик тоже не отличался прилежанием, всерьез увлекшись стихами. Даже выиграл анонимный поэтический конкурс, который проводила институтская многотиражка. По этому поводу Высоцкий тут же накропал:

Тебе б литфак был лучшим местом,Живешь ты с рифмой очень дружно.Пиши ты ямбом, анапестом,А амфибрахием не нужно!

В институт Володя ходил, как на каторгу, замечали друзья. Однажды Утевский не выдержал и напрямую сказал ему: «Володя, ну чего ты маешься?! Бросай все, иди в свой театральный». Он знал: Высоцкий уже чувствовал в себе артиста — может быть, еще не поэта, не певца, но актера — точно!

Между тем неотвратимо накатывала первая сессия. И тут выяснилось, что ни у Высоцкого, ни у Кохановского не сдан зачет по черчению. А без него их к экзаменам не допустят. Последний срок сдачи чертежей был «черным днем календаря» — 2 января. «И мы решили (первого же чертить не будешь!) Новый год не встречать, — гордясь собой и другом, рассказывал Кохановский, — а сидели у Нины Максимовны и чертили. Наварили кофе крепкого, чтоб не спать, разделили стол пополам книжками… Что он чертил — я не знал, что я чертил — он не знал. Во второму часу ночи решили перекурить и выпить по чашке кофе. Потом он перешел на мою сторону, а я — на его… Я дико захохотал: то, что он там начертил, никто бы не понял. Стало ясно, что, конечно, эту работу не примут. И тогда он грустно-грустно взял кофе, который остался от заварки, окропил им чертеж и сказал: «Васечек! Я больше в этот институт не хожу!»

— Ну ты даешь! Мы с таким трудом туда поступили… Благодаря, между прочим, моему первому разряду, а ты…

А Высоцкий стал упрямо повторять: «Нет, я больше не могу, не хочу, я думаю поступать в театральное училище…»

Простим поэту Игорю Васильевичу Кохановскому творческие вольности с некоторыми деталями «исторического новогоднего вечера». Допущены они были, надеюсь, исключительно с целью достижения литературно-театрального эффекта, не более того. На самом деле заявление об отчислении из института по собственному желанию студент Высоцкий В.С. подал 23 декабря 1955 года, а уже на следующий день соответствующий приказ был подписан.

Но вечер за чертежными досками дома у Нины Максимовны действительно имел место. И залитый кофе чертеж тоже — в качестве вещественного доказательства испорченный ватманский лист мама хранила где-то на антресолях. И крик сына: «Все! Хватит! В этом институте я больше не учусь!» — она слышала отчетливо.

Суть не в деталях. Главное: Высоцкий принял бесповоротное решение.

Мама была в панике. Наутро бросилась за советом к мудрому свекру Владимиру Семеновичу. Тот сказал: иди в деканат и там ищи союзников, чтобы удержать парня от глупостей. Нина Максимовна помчалась в институт. Декан при ней стал выговаривать нерадивому студенту:

— Высоцкий, не делайте опрометчивого шага, у вас явные способности к математике.

— Возможно, но инженером я быть не хочу и не буду. Это не мое, понимаете? Так зачем же мне занимать место, которое кому-то нужнее, чем мне?.. Вот увидите, осенью приду и покажу вам другой студенческий билет — театрального института.

Дома сын, как мог, утешал Нину Максимовну: «Ты, мама, не волнуйся, все будет нормально. Я буду на сцене, а ты будешь сидеть в зале, и тебе захочется рядом сидящему незнакомому человеку шепнуть: это мой сын. Я стану актером, хорошим актером, и тебе за меня не будет стыдно».

Мама как-то сразу в это поверила и успокоилась.

Семен Владимирович принимать участие во всех этих событиях физически не мог — находился на больших учениях на Дальнем Востоке. Там его и нашла трагическая телеграмма от Евгении Степановны: «Крепись. Володя бросил институт». Когда через три месяца Семен Владимирович возвратился в Москву и вызвал сына, Владимир твердил одно: «Ведь ты, папа, не знаешь, чем я живу. Этот строительный институт — хорошее дело, но не для меня…»

Свое 18-летие Владимир Высоцкий встречал в постели — сильная простуда. «Он был… обмотан теплым маминым шарфом и почти не мог говорить. Мы, конечно, выпили за его день рождения, — рассказывал Кохановский, — за мою первую сессию. И тогда же мы написали длинную песню о том, что с нами произошло за последний год. Написали мы ее на мотив известной песни «А парень с милой девушкой на лавочке прощается». Было там о том, как мы поступили в институт, как Володя захандрил, как он ушел, как заболел теперь в каникулы:

Смотрю с тоской на градусник,Вся ртуть ушла в конец шкалы.Мороз под сорок градусов…

А заканчивалась песня так:

А коль во МХАТ не попадет,Раздавим поллитровочку.Васек в солдатики пойдетНосить ружье-винтовочку».

Потом он стал просто избегать общения с родителями. Семен Владимирович с опозданием раскусил тактику сына: «Володька — хитрый. Матери говорил, что он у нас, а нам говорил, что пошел к матери…» На самом же деле неделями жил у друзей. Но, в основном, пропадал в богомоловском драмкружке. Много репетировал, азартно мастерил декорации, придумывал костюмы.