Сергей Иосифович Гессен - Коллектив авторов

меньшим степеням конкретности – к понятиям истории и природы. Представленный Гессеном иерархический ряд: родовое понятие, понятие-закон, индивидуальное понятие, понятие-идея имеет «два предела: с одной стороны – чистую интуицию, в которой одно созерцается не только вместе с другим, но и не отдельным от последнего. В интуиции полнота всеединства дана сразу вместе со своими моментами, которые поэтому еще не мыслятся в отдельности от нее. <…> Все же в понятии-идее момент мыслится уже через полноту, здесь есть уже переход от одного к другому, от частного к общему, и постольку есть уже минимум дискурсивности»[141]. Другим пределом ряда от неразличенного единства является множество, чистая дискурсивность: «Средством восстановления этого отсутствующего единства между одним и другим и является силлогистическое умозаключение»[142]. В силлогизме «знание находит переход от одного к другому» через среднее понятие, посредством которого частное подводится под общее. Преодоление дискурсивности, усмотрение связи между S и P достигаются через обнаружение связи между S и M и M и P; здесь опять же необходим минимум интуиции. Между пределами сращенности в интуиции и раздельности в дискурсивности и располагается иерархия понятий по степени их сращенности от рода к идее. Прав В. В. Зеньковский, когда отмечает, что эти положения остаются у Гессена «собственно не аргументированными» и «дальше этих чисто формальных указаний» он не пошел, а также в дальнейшем «не пробовал развить “иерархическую систему понятий”»[143].

Гессен всегда подчеркивал, что разработка им формальных оснований познания не имеет никакого отношения к действительности, подлинной реальности, его целью было «вырыть» границу между философией и метафизикой, поскольку последняя смешивает различные сферы и претендует на идентичность своих категорий и действительности, что определяется им как «натуралистический монизм». Теперь же в понятии-идее в философии мыслится полнота действительности, но какой? Введенной самим Гессеном объективной действительности или же рационально невыразимой, неформализованной жизни? Какую полноту представляет найденное понятие-идея? Полноту формально-логической системы или бытия? Гессен как бы между строк в отношении понятия рода говорит о том, что оно всегда приводит к проблеме подлинной реальности, а понятие-закон пронизывает природную действительность. Но что значит природная действительность, действительность естественно-научная? Гессен говорит о степени «раздельно-сращенности», которая представляет содержание и выражается различными понятиями, это содержание отличается от формального начала, оно-то и есть материя. Далее он делает вывод: «Непосредственная интуиция предмета, в которой нераздельно сращены друг с другом не только материальные моменты частного и общего, но в которой нераздельное единство составляют и материальный и формальный моменты, одинаково находятся за пределами как понятия, так и суждения. Это последнее возникает на почве уже совершившегося распада предмета на материю и форму»[144]. Означает ли это, что есть еще некая неизведанная форма предмета, существующая до суждения и допонятийная? О какой форме здесь идет речь? «Все это, – отмечает Зеньковский, – остается, по существу, неясно – и, конечно, оттого, что Гессен боится метафизики. <…>…тут есть лишь трансцендентализм и нет никакого онтологизма. Отдельные страницы у Гессена действительно кажутся пронизанными “онтологизмом” – особенно в виду “метода полноты” (т. е. Абсолютного Первоначала, из которого диалектически вытекает плюрализм категорий – но только категорий!)»[145].

Обосновывая приоритет философского понятия-идеи, Гессен опускает существенный момент в первоначально данном им определении идеи, а именно идеи как – степени совершенства. Он ограничивается двумя критериями общего и частного, абстрактного и конкретного, и остается неясным, как они связаны с искомым совершенством. Однако теперь ясно то, что Гессен все-таки допускает возможность способности философского понятия-идеи привести к предельному единству понятий и методов, хотя только через утверждение приоритета полноты, поскольку «переход от полноты к бедности, от присутствия к отсутствию есть всегда нечто более понятное, чем обратный переход от бедности к богатству»[146]. Конечный ответ не имеет под собой логической необходимости, а сводится к фразе «более понятно». Начиная с плюрализма методов и понятий, Гессену не удается логически убедительно все свести к идее. Плюралистическая методология, изначально исходящая из множественности и сосуществования различных интерпретаций действительности, разграничивающая ее на сферы их действия, не в состоянии быть достаточно представленной в единстве их связи.

Методология плюрализма в принципе позволяет вводить понятия из различных областей знания, так и у Гессена появляются понятия плеромы и совершенства, абстрактного и конкретного, богатства и бедности. К ним присоединяется необоснованное предпочтение идеи общему и абстрактному, а богатства – бедности. Становятся ясными приоритеты Гессена. В отличие от Яковенко, отстаивающего плюрализм, и от Степуна, постулирующего всеединство в «трансцендентальную идею положительного всеединства», Гессен стремится выйти за рамки трансцендентальной философии не посредством мистики и интуиции, а вводя понятие плеромы. Он указывает на то, что находится за пределом философии, т. е. формальной обработки действительности, и делает ход в сторону метафизики. Уже в диссертации он пишет, что «мыслимая метафизически завершенной действительность» представляет собой «всейность», «бесконечную, всеохватывающую вещь»: «причинная необходимость временной последовательности становится неутомимой необходимой связью, связанные с необходимостью друг с другом вещи становятся свойствами неутомимой вселенной, которая представляет эту достигнутую в своей идеальности действительность. В этой мыслимой завершенной объективной действительности нет больше причинности и субстанциальности, остается лишь недифференцированная необходимость как принцип ее синтеза…<…>Она (действительность. – Ю. М.) является царством абсолютной необходимости, где Ничто случайно, где Всё определено»[147]. Свои метафизические положения Гессен заимствует не у Риккерта, а у Виндельбанда. Можно вспомнить и проследить сходство взглядов Гессена с пониманием объективного разума у П. Я. Чаадаева, его «логическое самоотречение» в пользу Абсолютного.

В более же поздний период творчества по возвращении из Гейдельберга Гессен сталкивается со взглядами представителей религиозной философии и идеей всеединства Вл. Соловьева. Хотя Степун и писал свою диссертацию «Владимир Соловьев» у Виндельбанда, по всей видимости, она не обсуждалась в кругу соратников, хотя влияние Соловьева, как отмечалось, могло быть опосредованным. Осознавая необходимость поиска единства и невозможность его достижения в трансцендентализме, Гессен вводит понятие плеромы. Пользуясь выражением Степуна о том, что Кант «переложил горизонт философии так, что абсолютное осталось как бы за ее горизонтом»[148], мы видим, что Гессен стремится «вернуть» абсолютное в горизонт философии, но логически обосновать такой ход ему не удается, он остается только предпочтением, «личной метафизикой», по выражению Виндельбанда.

О персоналистической склонности и имперсонализме трансцендентализма

Проявив себя как скрупулезный тонкий аналитик, разбирающийся в методологических хитросплетениях и перипетиях трансцендентализма, Гессен, о котором Риккерт пишет Паулю Зибеку, что он «один из моих одареннейших учеников, молодой человек весьма незаурядной интеллигентности и энергии»[149], возвращается в Россию, где после сдачи экзаменов начинает в летнем семестре 1914 г. в качестве приват-доцента преподавательскую деятельность. Из его воспоминаний узнаем,