Порыв ветра, или Звезда над Антибой - Борис Михайлович Носик
Порыв ветра, или Звезда над Антибой читать книгу онлайн
Это повесть о недолгой жизни, творчестве и трагической смерти всемирно известного русского художника Никола де Сталя. Он родился в семье коменданта Петропавловской крепости в самом конце мирной эпохи и недолго гулял с няней в садике близ комендантского дома. Грянули война, революция, большевистский переворот. Семья пряталась в подполье, бежала в Польшу… Пяти лет от роду Никола стал круглым сиротой, жил у приемных родителей в Брюсселе, учился на художника, странствовал по Испании и Марокко. Он вырос высоким и красивым, но душевная рана страшного бегства вряд ли была излечима. По-настоящему писать он стал лишь в последние десять лет жизни, но оставил после себя около тысячи работ. В последние месяцы жизни он работал у моря, в Антибе, страдал от нелепой любви и в сорок с небольшим свел счеты с жизнью, бросившись с крыши на древние камни антибской мостовой.
Одна из последних его картин была недавно продана на лондонском аукционе за восемь миллионов фунтов…
Ознакомительный фрагмент
не успевала теперь заработать на пропитанье.В общем, нелегкая выдалась жизнь романтической Юзечке. Умирая, ее муж – художник только и оставил что кучу долгов да непроданных работ…А все же выросли как-то его потомки, получили образование, вышли в люди, имели русское подданство. Один из них дослужился даже до поста русского морского атташе в Лондоне и там женился на англичанке. Один из полуанглийских сыновей русского дипломата Фрисеро сумел получить хорошее техническое образование в Париже, женился, как и отец, на милой англичанке по имени Шарлотта и увез ее в Петербург. Позднее ему предложили хорошую работу в Бельгии, и он поселился в престижном пригороде Брюсселя, в Юкле. Как вы, наверное, догадались, это и был инженер Эмманюэль Фрисеро, который принял в свою семью оставшихся круглыми сиротами детей Владимира и Любови Сталь фон Гольштейн.
Просторный дом в Юкле, беседка, лужайка, теннисный корт, большая компания сверстников, любящие папа с мамой… Прошло еще несколько лет и в доме прибавилось сверстников. Теперь комнату с Колей делил Петя Врангель, сын знаменитого генерала, стоявшего во главе Добровольческой армии, потом всего Юга России, а также всей русской армии, бившейся против другой русской армии, той, в которой были Троцкий, Тухачевский, Махно, Чапаев…
Потерпев поражение, генерал Врангель возглавил эвакуацию белой армии из Крыма и помог спастись многим тысячам мирных русских беженцев, за что награжден был международной организацией Красный Крест. Вместе с армией он зимовал на Галлиполи, а позднее, в новом изгнании, пытаясь сохранить остатки армии и поддержать боевой дух собратьев по оружию, создал Российский Общевоинский Союз (РОВС), который и стал главной мишенью победоносной лубянской операции «Трест». В 1928 году создатель и первый глава РОВС пятидесятилетний генерал Петр Врангель погиб «при загадочных обстоятельствах» в Брюсселе (поначалу он и похоронен был в Юкле), а в 1930 и в1937 году были похищены на улицах Парижа и убиты разведчиками второй и третий руководители РОВС (генералы Кутепов и Миллер), чье убийство больше не считается ни загадочным ни «невыясненным»…
Брюссельский инженер Эмманюэль Фрисеро и его жена Шарлотта, много времени отдававшие работе в Красном Кресте, приняли в свою семью, вдобавок к двум собственным детям и сыну Березникова троих детей генерала Врангеля и сирот супругов Сталь фон Гольштейн. Сообщая о подвигах семьи Фрисеро, французский биограф Сталя осведомленно намекает на «классовую солидарность» инженера-филантропа, ибо сиротки были «классово чуждые» для нынешней французской публицистики. Что ж, может, он и правда испытывал особую жалость к детям из преследуемых аристократических семей. Они ведь были ни в чем не виноваты, бедные дети. К тому же вспоминалось, наверно, брюссельскому инженеру пребывание в петербургском «хорошем обществе». Да и у него самого, если помните, прадедушка был Русский император… Однако и при добрых воспоминаниях благодарность и доброту проявляют немногие. Родной дядя Алексей де Сталь нисколечко сиротами брата не озаботился…
Так или иначе сиротки Людмилы и Владимира де Сталь жили теперь на вилле в престижном предместье Брюсселя. Там у них и лаун-теннис, и файф-оклок по английскому обычаю (хозяйка-то англичанка), и семейные сборища у камина, где потрескивают дрова, и общее чтение (по-французски или по-английски), а чтоб дети не забыли русский – и четверговая школа, и православная литургия, и русское общение, и гости (многие, конечно, «из бывших»)…
И, конечно, бельгийская школа. Коля мгновенно заговорил по-французски. И как быстро начал писать! Но и английское общение интереснейшее. В доме проводят неизменно свой европейский отпуск британские офицеры из Индии, вот уж кто может рассказать об индийских чудесах! Девятилетний Коля к ним пристает с расспросами. А индийцы, какие они индийцы? Такие, как на картинах прадедушки Фрисеро в папином кабинете? Нет, это магребинцы, это все Северная Африка, а в Индии свои дервиши, свои маги, свои джунгли, свои слоны…
Коля непоседа, он исчезает так же мгновенно, как появляется, он проказник, он всеобщий любимец, он папин любимец, а папа, о, папа, это такой человек!
Он и правда был редкий человек, Эмманюэль Фрисеро. Он был человек чести. Человек труда. Человек щедрый и бескорыстный. У него было драгоценное чувство благодарности. Возможно, благодарности ко Всевышнему – за все, что было ему дано. И просто так – ни за что. За минуты понимания своей неоставленности…
Глава 8. Товарищ, товарищ, болят мои раны…
– Что же ты не ешь свое мороженое? – спросил Пьер. – Ты же хотел мороженое…
– Что-то я зябну.
Мы сидели на застекленной терраске на углу авеню Гамбетта и Английского променада. Догорал пунцовый закат, и толпа на променаде стала редеть.
– Как твои осиротевшие русские дети из семьи фон что-то…? – вежливо осведомился мой друг, великий «псико» Пьер.
– Фон Гольштейн… Ты знаешь, пока у них все складывается удачно. Нашлись чудные приемные родители – дом в престижном пригороде Брюсселя, компания сверстников… Они в земном раю… Кстати, сейчас, похоже, усыновление популярнее, чем в ту пору… Даже в России, не говоря уж про Штаты…
– Как же, как же… – энергично кивнул Пьер. – Только вчера слышал московскую новость, что за год восемь тыщ усыновленных детей новые родители вернули обратно в детдома. Представляешь, сколько их было всего! Грандиозно!
– Отчего же их вернули? – спросил я растерянно.
– Непосильный труд. Дети попались трудные.
– А свои разве не трудные?
– Трудные. Но вернуть их некому. А усыновленные, они чаще всего уже испытали шок потери родителей. У них тревожное чувство, что их могут снова оставить. Дети с изломанной судьбой, перенесшие психологическую травму в самом чувствительном возрасте.
– И эта рана не заживает… – сказал я с безнадежностью.
– Может и зажить. А может стать незаметной. На время. А потом, годам к двадцати, тридцати… Беспокойство, тревога… Справиться с этим трудно…
– Родители этого не предвидят?
– Многие предвидят. Но все равно берут. Надеются на лучшее…
Мы помолчали. Я доел мороженое.
– Если это может тебя утешить, – виновато сказал Пьер, – могу напомнить, что пережитые страдания часто способствуют креативности, разнообразной творческой активности, – сказал Пьер.
– Ты хочешь сказать, нет худа без добра.
– Я сказал «часто». То есть, не всегда.
– Слабое утешение, – сказал я, – Мы уже знаем, чем все это кончилось…
– Да, знаю, – сказал мой друг, вставая из-за столика…
Из края в край мы к смерти держим путь,Из края смерти нам не повернуть…Мой друг повторял робаи нашего любимого Омара Хайяма. К сожалению, он знал их по-французски. Куда лучше они звучат по-английски в переводе Фитцджералда или по-русски в переводе камергера Ивана Тхоржевского. В молодости мне не раз доводилось их слышать в горах по-таджикски. Где вы, мои горы, мои годы…
Жизнь отцветает горестно легка.Осыпется от первого толчка…Глава 9. В когтях иезуитов
Иногда я разглядываю фотографию 20-х годов,
