Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

Вернадского, сына академика-геолога В.И. Вернадского, переспросил: «Наверное, Вернадский? Я его жду». Курьер пришёл с карточкой Бернацкого. Тогда его впустили, и Кривошеин ещё минут десять разговаривал со Струве, не обращая никакого внимания на Бернацкого. Последний, поздоровавшись со мной и Маклаковым, ожидал окончания этого разговора, покраснев от смущения.

Нетрудно было видеть, что он не преувеличивал, говоря мне, что Кривошеин обращается с ним как с лакеем. Удивительно было то, что Бернацкий позволил поставить себя в такое положение. Пригрози он уходом, Кривошеин ни за что не выпустил бы его из врангелевского правительства ввиду необходимости поддерживать преемственность в финансовых вопросах. За время, прошедшее после моего первого приезда, т.е. за два месяца — с июля по конец сентября, положение Бернацкого в правительстве не только не улучшилось, а ухудшилось до крайности. Зато Струве был в фаворе, и Кривошеин обращался с ним с изысканной любезностью царского министра.

Российский дипкорпус в октябре 1920 г.

Струве оказывал мне совершенно исключительные знаки внимания, и в нашем центральном управлении ко мне, как всегда, относились самым дружеским образом. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что мою должность в Константинополе собираются упразднить, а меня перевести в Париж! Оказывается, севастопольское дипломатическое ведомство накануне исчезновения всей врангелевской армии из Крыма собиралось провести грандиозное сокращение всего нашего заграничного дипломатического представительства. Догель весьма смущённо сказал мне, что пост юрисконсульта при посольстве в Константинополе признан «излишним» и подлежит упразднению, а меня, ввиду необходимости пользоваться моими услугами и дальше, откомандируют в Париж.

Я стал горячо доказывать Догелю, что именно в Константинополе моё присутствие необходимо, а в Париже, где есть и Нольде, и Мандельштам, в моих услугах нет никакой надобности. Тогда Догель под большим секретом сообщил мне, что Маклаков и Струве настаивают на том, чтобы иметь меня именно в Париже для работы в посольстве. На Маклакова настолько сильное впечатление произвело моё выступление на совещании с Кривошеиным и Струве, что он хочет привлечь меня в Париж для юрисконсультской работы, так как недоволен Мандельштамом, занявшимся исключительно армянским вопросом, и Нольде, погрузившимся в частную практику в ущерб своей казённой службе. Мне было очень лестно такое внимание Маклакова, так как на самом деле я боялся, что он обиделся на меня, поскольку я невольно явился причиной его юридического поражения на совещании с Кривошеиным. Но в то же время Струве, опять собиравшийся в Париж, хотел видеть меня там и для этого с лёгким сердцем упразднял должность юрисконсульта при посольстве в Константинополе.

Я чистосердечно сказал Догелю, что мне очень приятно получить назначение в Париж, но что я не могу не указать на то, какой вред может произойти в результате упразднения поста юрисконсульта при посольстве в Константинополе. Достаточно вспомнить хотя бы дело «Артемиды», а таких дел в будущем при неблагоприятном положении врангелевской армии могло оказаться очень много именно в Константинополе.

Странно, однако, до чего все были уверены в непоколебимости врангелевской военной позиции! И Татищев, и Догель, со слов военных, категорически заявили, что Врангель решил зимовать со своей армией в Крыму и никаких неблагоприятных военных перемен быть не может. Сокращение дипломатических штатов произойдёт лишь ввиду требований бюджетной экономии. Я попросил тогда хотя бы отсрочить упразднение поста юрисконсульта в Константинополе и мою командировку в Париж до 1 января, и моя просьба была удовлетворена. Я объяснил, что Нератов не только очень ценит эту должность, но и согласился на мой отъезд лишь при условии её замещения на это время М.Н. Вейсом. Татищев заявил, что севастопольское центральное управление никогда не согласится на назначение Вейса юрисконсультом, а ввиду моей командировки в Париж и отсутствия подходящего кандидата этот пост уничтожится сам собой.

Проектируемая реформа поражала, однако, не столько решением вопроса о Константинополе, сколько вообще смелостью, проявленной врангелевским центральным управлением иностранных дел. Владея Таврической губернией, браться «управлять» всем нашим заграничным дипломатическим корпусом! — Начальство в Севастополе вело себя так, как будто оно было в Петрограде на Дворцовой площади, — и это за полтора месяца до эвакуации!

Поскольку новая смета всего дипломатического ведомства представляла интерес и для нашего посольства в Константинополе, и для Парижа, то я скопировал её для Нератова. Вот что представлял из себя наш дипломатический корпус в начале октября 1920 г. с точки зрения личного состава. Перечисляю все посольства, консульства и миссии. Все они питались из общих казённых сумм в Париже. Те дипломатические учреждения, которые получали средства из других источников, будут мною названы отдельно.

Вот нащи дипломатические учреждения:

Афины — посланник Демидов, секретари Петров, Якушев; Салоники (консульство) — Лобачев, Щербина; Берлин — поверенный в делах Боткин, секретари Веретенников, Шебеко; Копенгаген (миссия) — барон Мейендорф (один), генеральный консул барон Шиллинг; Данциг — консул Островский; Египет: Каир — консул и дипломатический агент Смирнов; Александрия — консул Петров; Мадрид — барон Мейендорф; Гаага — поверенный в делах Пустошкин; Христиания — поверенный в делах барон Розен, консул Кристи; Персия — поверенный в делах Гильдебрандт, секретарь Минорский (на самом деле уже отбыл в Париж); Варшава — поверенный в делах Горлов, секретари граф Валуев, Коростовец; Бухарест — посланник Козелл-Поклевский, секретари Дмитров (на самом деле в Париже), Щербачев (тоже прикомандированный в Париж), консул Барановский; Лондон — поверенный в делах Саблин, секретари Волков, Солдатенков, Слепцов, атташе Грюнман, консульство — генеральный консул Ону (Александр Михайлович), вице-консул Гамбе, секретарь Кузьмин; Париж, посольство — посол Маклаков, советник Базили, 1-й секретарь Колемин, секретари Латур де Бернгард, Бубнова, атташе Изразцов, князь Мусатов, консульство — генеральный консул Айтов, вице-консул Кандауров, секретарь Ден; канцелярия М.Н. Гирса — он сам как старшина русского дипломатического корпуса (термин, в Своде законов не существующий, придуманный при Врангеле ad hoc), советники барон Б.Э. Нольде, А.Н. Мандельштам, начальник канцелярии Шебунин, секретари Петров, Ревелиотти, Дмитров, атташе Скерст, нештатные Нарышкин, Темницкий; Рим — посол М.Н. Гирс (на самом деле в Париже), советник Персиани, секретарь Поляков, генеральный консул Пустошкин; миссия при папе — Лысаковский; Буэнос-Айрес — поверенный в делах Пташник: Бельгия — посланник Нелидов (один); София — посланник Петряев, секретари Дубягский, Вейс (теперь в Константинополе), состоящий при миссии Богоявленский, нештатный служащий Хаджи-Кулов; Бразилия — генеральный консул Брандт; Константинополь — начальник дипломатической миссии Нератов, советник Ону, юрисконсульт миссии Михайловский, секретари Бардашевский, Крупенский, Рогальский, князь Гагарин, Извольский, Веневитинов, консульство — генеральный консул Якимов, вице-консул Акимович; Берн — посланник Ефремов, секретарь барон Таубе; Стокгольм — посланник Гулькевич, секретарь Плансон, генеральный консул Броссе.

Токио и Пекин получают содержание из Русско-Азиатского банка в