Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Где ты теперь, чего поделываешь?

— Учусь, в консерваторию поступила…

— Молодец! Ну, в тебе-то я не сомневался!

— А вы где?

— В отделе кадров на заводе, из армии ушел, демобилизовался!

Они вышли на Манежную площадь. Холодный, порывами, ветер не очень располагал к прогулкам. Но Надя ухватила его под, руку, надеясь узнать у него что-либо нового о деле Клондайка.

— Если не торопишься, пойдем, посидим где-нибудь. Я с работы, устал, есть, как пес, хочу.

— Вы с Воркуты давно? — спросила Надя-

— Да уж порядочно, больше года!

— Вы о Тарасове что-нибудь слышали?

Павиан прищурил свои небольшие карие глаза, будто вспоминая издалека о прошлом.

— Как же! В комиссии был по расследованию, читал протокол твоего допроса. Ну, как? Посидим, пойдем?

— Пошли, — согласилась Надя, — только ненадолго, меня дома ждут.

— Ты замужем, конечно?

— Да! — коротко ответила она, не желая вдаваться в подробности своей семейной жизни, понимая, что выглядит не совсем порядочно со скорым замужеством. Они быстро дошли до «Националя» и зашли в кафе на первый этаж. Народу было немало, но их быстро обслужили. Надя есть не хотела, вернее, не хотела вернуться домой сытой, и заказала себе только чай с миндальным пирожным.

— Так расскажите, что вы там со своей комиссией расследовали? — нетерпеливо спросила она, как только официантка отошла от них с пустым подносом.

— Да ничего хорошего! Время еще такое неподходящее было. В самый разгар опросов черт знает что поднялось! Восстания, саботажи, заварухались шахты! — сказал он и улыбнулся, как бы извиняясь за лагерное выражение.

— Прикипело, видно! — угрюмо вставила Надя.

— Какое там! Слабину надыбали! Приказ вышел расстрелять зачинщиков, тогда сразу угомонились! Угостили кое-кого!

Надя сидела, как на иголках. Бес вертелся и подзуживал. На она молчала, будто в рот воды набрала. Нужно было узнать все до конца.

— Видишь ли, следствие тогда сразу пошло не тем путем. Он закончил свой бульон с фрикадельками и, отодвинув с шумом тарелку, принялся пилить тупым ножом жилистый кусок мяса.

— Отец его приехал, полкаш, и все запутал.

Наконец с большим усилием он искромсал мясную лепешку под названием ромштекс и по куску стал отправлять в рот. «Ну, давай же, жри быстрей!» — торопила его мысленно Надя.

— Там ведь как? Из Москвы приехал, значит, чин, ему и вера.

— Каким же образом он мог запутать? — в полном недоумении спросила Надя.

— Ты что? Или не знаешь? — с недоверием посмотрел на нее Павиан, — Тебя же следователь допрашивал, я сам протокол твоего допроса читал!

— Да. Кажется, даже два раза.

— На тебя показывал его отец. Он тогда сразу заявил, что это твоя работа, и на статью твою указывал. Бандитская статья!

— Быть этого не может! — в ужасе прошептала Надя.

— Главврач к тебе в первый день никого не пустила. А он рвался! Просил устроить тебе медэкспертизу. Обвинил врачей, что покрывают симулянтку. Хотел сам вести допрос.

— Не может быть! — опять, как во сне, растерянно повторила Надя.

— Да, так! Насилу угомонился. Допросили одного парнишку, он на машине с тобой хлеб возил. Ну и сразу все пошло-поехало. Да, попетляли здорово из-за этого полкаша. Ты не выпьешь со мной по рюмашке?

— Нет, нет! — Надя отчаянно закрутила головой.

— Ну, молодец, раз поёшь, то нельзя! Да, попетляли! — еще раз повторил он задумчиво и, увидев проходящую мимо официантку, заказал сто граммов коньяку.

— Я тебе скажу, Тарасов тоже неосторожен был. Кой черт его понес в такое время, когда приказ по гарнизонам был: без дела не шляться поодиночке? Небось, тебя встречал?

— Наверное, — глухо ответила Надя, чувствуя, что вот-вот сорвется и завоет в голос.

— Я так и догадался! Бодяг на него было писано-переписано и от вольных, и от вашего брата, вернее, сестры, заключенных. Одних только я в печку сколько засунул.

«Врешь, гад, все бодяги в оперчекотдел отослал!» — змеей прошипел бес.

От коньяка Павиан оживился, повеселел, стал разговорчивее и сказал Наде то, что в другое время попридержал бы вместе со своим языком.

— Лейтенанта Арутюнова помнишь? Опером недолго у вас был. На аккордеоне все рвался поиграть!

— Помню!

— Каждый раз спрашивал меня, что, говорит, делать, опять на Тарасова бодягу настрочили? Жаль, парень-то хороший! Я ему говорю: суй в печку!

«Врешь, сукин сын, такого не бывает!» — опять возник бес.

Павиан закончил жевать и, не торопясь, понемногу цедил коньяк. — Да, напутал тогда папаша! А то было, и дело твое велел затребовать. Кричал: «Судить ее, а не лечить надо!»

Наде стало душно и не хорошо, она стянула с себя шарф. — Не отец он ему — отчим, — тихо сказала она и отхлебнула холодный чай. Крепкий чай с лимоном немного привел ее в себя.

— Замяли это дело. Да и полковник, как его там, отец или отчим, понял, что дров наломал, и убрался восвояси.

Подошла официантка и попросила рассчитаться, но Павиан заказал себе еще чай, тоже с лимоном.

— Тут что получилось? — Он пригнулся к столу и продолжал говорить шепотом, словно боялся, что кто-то подслушает государственную тайну. — На Капитальной, где-то в пятидесятом, а может, раньше, устроился преступник, как потом оказалось, объявленный во всесоюзном розыске еще с войны. Никто не удосужился послать о нем запрос, да и без толку бы. Жил он под чужой фамилией, с чужими документами, характеристику с шахты отличную дали. Там потом всем шею намылили за ротозейство, — ухмыльнулся Павиан, видимо, довольный, что не одному ему доставалось от начальства. — Да и кому придет в голову искать преступника около лагерей. Хитрый! С расконвоированным одним, таким же бандитом, они время от времени набеги устраивали. То в городе, то в поселках деньгами разживались, документами, а главное — оружие! На Тарасове чуть и не закончился. Пекарь из вашей пекарни сознался, показал на него.

— Мансур?

— Не помню! Нет, кажется, из прибалтов.

— Уго, — догадалась Надя.

— Короче говоря, пока собирали доказательства, пока прокурор ордер на арест подписал, поехали брать, а его и след простыл!

— Когда по пятьдесят восьмой хватали, доказательств не искали долго. Газета в сортире с портретом Сталина — вот уже и срок! — с горечью сказала Надя.

— Было, было! Что и говорить! — подтвердил Павиан.

Внезапно Надя почувствовала приступ бешеной злобы и отвращения к этому Павиану. «Он меня за свою принимает, а я только случайно не «контра», донести на меня было некому». Но, подавив в себе беса, она поднялась.