Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

странах Восточной и Центральной Европы, которые она считала сферой своего влияния. Начинать же какую-то войну с империализмом – такой вопрос и с практической, и с военно-политической точки зрения не стоял на повестке дня. Я видел все документы: это было идеологическое противостояние, это было сдерживание друг друга, борьба за влияние, но не подготовка к военному противостоянию.

Косвенным доказательством этого, кстати, является то, что холодная война, в отличие от нынешней ситуации, проходила по некоторым неписаным законам, в определенных рамках, за которые противоборствующие стороны не переступали. В итоге большой войны так и не случилось. Именно потому, что помимо ядерного сдерживания существовали определенные правила игры. Не будем забывать, что продолжалась гонка вооружений и что военные круги разрабатывали возможные планы действий в случае военного конфликта.

МИФ ОБ «ОККУПАЦИИ»

– К концу войны в Европе, да и в мире в целом наблюдался серьезный подъем левого движения. С чем вы это связываете?

– Тут два основных фактора: с одной стороны, с тем, что СССР – оплот коммунистической идеологии – стал лидером борьбы с гитлеровской Германией и добился полной победы, сыграв решающую роль в разгроме нацизма и на деле доказав миру свою моральную правоту, продемонстрировав возможности советского строя. С другой – с тем, что именно левые силы составили костяк европейского Сопротивления. При этом правые партии (скажем, во Франции, да и в других странах Центральной и Восточной Европы) очень сильно дискредитировали себя соглашениями с Адольфом Гитлером, политикой умиротворения агрессора или даже прямым коллаборационизмом. Все это привело к мощному левому повороту в Европе. Ярче всего он проявился во Франции и в Италии, но были и мощные левые силы в Восточной Европе, которые при помощи Советского Союза пришли к власти в целом ряде стран.

– То есть советское влияние в Восточной Европе было обусловлено в первую очередь тем, что эти страны освободили наши войска? Или был для того еще и серьезный внутренний импульс?

– Конечно, такой импульс был. И недооценивать этот фактор нельзя. К сожалению, сегодня в целом ряде восточноевропейских стран очень многие историки, даже вполне объективные, стоят на позиции, что «не было освобождения, потому что одна оккупация была заменена другой». Мне и методологически, и исторически такой подход представляется некорректным. С моей точки зрения, в 1945 году начался новый этап развития в Восточной Европе. Да, там возникли новые, просоветские режимы, но, если бы не СССР, если бы Красная армия не разгромила нацизм, эти страны вообще не имели бы ничего – ни новых режимов, ни старых. И это ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов!

Что касается внутреннего положения, то, конечно, влияние СССР в этих странах было сильным. Фактически они приняли советскую модель развития. Но в каждой из них она имела свою специфику, а во главе их режимов стояли собственные, стопроцентно национальные кадры. И если сегодня там говорят, что «это была оккупация», то таким образом они ставят под сомнение вообще всю свою послевоенную историю, все, что эти страны делали в ООН, все, что совершали на международной арене в течение нескольких десятилетий. Та же Польша играла большую роль в мире. В конце концов, духовный лидер поляков кардинал Кароль Войтыла в разгар этой «оккупации» стал папой римским Иоанном Павлом II, возглавив весь католический мир. Это что – тоже одно из проявлений советской «оккупации»?

БОРЬБА ЗА ВОСТОЧНУЮ ЕВРОПУ

– Советизация Восточной Европы и американизация Западной, знаменитый «план Маршалла» – в чем, на ваш взгляд, была принципиальная разница в подходах и была ли она?

– Так называемый «план Маршалла» поставил Западную Европу в зависимость от Соединенных Штатов – это совершенно очевидно, в этом и был смысл данного плана. США делали многомиллиардные вложения в западноевропейскую экономику, но с условием, что эти страны приобретают «американский зонтик», который, собственно, до сих пор влияет на их настроения.

Советский Союз, естественно, тоже оказал влияние на развитие экономики восточноевропейских стран, но не в таком большом объеме, чтобы подчинить себе всю эту экономику. Нам физически трудно было это сделать: после войны мы не располагали теми экономическими возможностями, которыми могли похвастаться Соединенные Штаты.

Однако помимо экономики была еще и идеологическая составляющая советизации и американизации. Мы знаем, что с точки зрения идеологии и массовой культуры американцы сумели повлиять на весь послевоенный мир. Речь не только о Европе, но и о странах третьего мира, как это тогда называли. У СССР, безусловно, не было таких огромных возможностей. Советское влияние имело место преимущественно в плане укрепления общих ценностей и догматов марксизма-ленинизма как господствующей идеологии, однако мы не могли повлиять на повседневную жизнь людей. На менталитет, на привычки потребления, на вкусы. А американская массовая культура распространилась по всей планете. Не исключая, кстати, и Восточную Европу.

– Как вы считаете, у Советского Союза был шанс удержать этот регион в сфере своего влияния?

– Думаю, что обвал нашего влияния в Восточной Европе произошел от общего кризиса коммунизма. Это был не просто результат взаимоотношений СССР с этими странами, а результат кризиса системы, которая была и у нас, и у них.

Ведь все-таки давайте признаем: к началу 1980-х годов мы оказались довольно ослабленной в экономическом смысле страной. Можно сейчас спорить, что это было – застой или не застой, но экономически мы были гораздо более слабыми, чем наш «вероятный противник». Разница в уровне жизни Запада и Советского Союза говорила сама за себя. Мы не могли вкладывать достаточно средств в страны Восточной Европы, а удерживать их в сфере своего влияния, не инвестируя в это, было довольно трудно.

Кроме того, надо иметь в виду историческое прошлое этих стран. Они ведь очень быстро вернулись к той системе, которая существовала у них до войны. Многопартийность, рыночные отношения – все это сразу же восстановилось, когда рухнул соцлагерь. Может быть, если изменения в этом направлении начались бы раньше, не случилось бы такого обвала. Но это означает, что сохранить наше влияние в Восточной Европе мы могли, только изменив собственное внутреннее развитие. Советское руководство не было к этому готово.

Впрочем, здесь действовали не только мы. Коммунистические партии, которые были во главе этих стран, проводили свою политику. Поэтому просто полагаться на то, что из Москвы что-то изменят и все пойдет по-другому, было достаточно сложно.

РИСКИ РЕВИЗИИ

– В самом начале вы сказали, что в 1945 году никто не оспаривал ведущую роль Советского Союза в общей победе. С чем, на ваш взгляд, связаны сегодняшние попытки пересмотреть этот подход? В чем причины такой ревизии?

– Для меня как для