Тамара Петкевич - Жизнь - сапожок непарный : Воспоминания

«Если бы ты только видела эту невыносимую тоску в глазах Алеся при редких встречах с сыном», — рассказывала она.

Когда, устроившись в кресле под торшером, в один из приездов к ним в Минск, Тамара стала читать страницы своей будущей книги «Всего одна жизнь», в которой описывала театральные искания Александра Васильевича Ахметели, спектакли этого выдающегося режиссера, свою собственную артистическую судьбу и недолгую, но счастливую жизнь с ним, я увидела, как горд Алесь Осипович ее проявившимся литературным дарованием.

Бережное приятие предыдущей жизни друг друга открыло и смысл и силу брака Тамары и Алеся Пальчевского как союз двух пострадавших, все на свете утративших людей.

История издания ее книги — сюжет особый. Преград на пути было много. Однако нашлись подвижники (имя Нателлы Арвеладзе хочу упомянуть особо), и книга увидела свет. Поток читательских откликов, писем детей и внуков людей со схожими судьбами дали Тамаре не второе… седьмое, а уже «энное» дыхание и продлили ее жизнь. Удивительными были эти письма с родины: доверительные, как исповедь, горячие и благодарные. Все шли и шли. Она их бережно складывала одно к другому, чтобы как архив подлинной исторической и человеческой ценности отдать затем в музей.

Память о своем муже Ахметели она достойно увековечила и своей книгой, и тем, что собрала обширнейший, громадной ценности архивный материал для тбилисского театрального музея.

К слову памяти о моей дорогой грузинской подруге упомяну об одном изобретении распнувшей нас власти.

— Помнишь известного армянского актера… — Тамара называла его имя. — Представь, он утверждает, что в тысяча девятьсот сорок шестом году видел Сашу живым. Будто встретил его в трамвае. На Саше, мол, был бушлат. Они обнялись. Саша сказал, что едет в Ленинград; приглашен на постановку «Царя Эдипа». Что Саша хотел остановиться у Чувячича, но он, дескать, заставил его поехать к себе. Дал помыться, уложил спать. Саша, по его словам, спал целые сутки… Конечно же, не сам он такое сочинил. Его принудили, заставили распространять эту ложь. Скажи: зачем? Как это можно?

Поистине, как можно замахиваться, покушаться на покой Памяти об уничтоженном человеке?

Пробивались и правдивые версии о последних днях Ахметели. Будто он был привезен из Москвы в Грузию. В кандалах. Его вывели в сторону Мцхеты. Охранник шепнул: «Беги!» Александр Васильевич, повернувшись, спросил: «Будете стрелять в спину? Наберитесь мужества — стреляйте так!»

Рассказывали еще:

«Его забросили в камеру обессиленного, окровавленного. Он сумел только сказать: „Я — Александр Ахметели. Прошу передать всем: я никого не предал. Завтра меня расстреляют“.

Додумывать такое было выше сил. И откреститься невозможно. Снова оставшись одна после смерти Алеся Осиповича, Тамара воздала и ему все почести. На деревенском кладбище, которое приютило Алеся, поставила прекрасный памятник. Библиотеку отдала в книжный детский фонд. Дом, в котором родился Алесь Осипович Пальчевский, был превращен в музей.

Тамара всегда рвалась в Грузию, но и полюбившуюся Белоруссию покинуть уже не могла.

Моей жизни она успела „подарить“ свою прекрасную страну. Я увидела слияние рек Арагвы и Куры, Пантеон на горе Давида, поклонилась любви Нины Чавчавадзе к Грибоедову, окунулась в историю грузинского жилища, утвари, очагов и костюмов. Прониклась этим и — полюбила родину моей сердечно богатой подруги.

Тамара Григорьевна Цулукидзе умерла в Минске. Минчане достойно и горестно простились с нею и отвезли ее прах на родину — в Тбилиси. Урна ее захоронена рядом с матерью и сыном Сандиком.

Как и все, я плакала, когда смотрела кинокадры последней съемки в минской квартире Тамары: скорая помощь стояла у подъезда; с трудом набирая дыхание, смертельно больная, она торопилась рассказать приехавшим работникам телевидения не о себе, а о последних тюремных днях своих товарищей по театру.

Я все хотела понять, почему так пронзительно, но так по-разному сжимается сердце за ушедших друзей. Тбилисское театральное общество устраивало вечер памяти А. В. Ахметели и Т. Г. Цулукидзе. Зал был переполнен. Грузия чтила знаменитых соотечественников. Была приглашена и я. И вдруг, в сценарии вечера, в старой радиозаписи прозвучал волшебный голос Тамары, в одной из сыгранных ею в тридцатые годы ролей, и я поняла: загублен талант! Вот откуда такая боль!

У актрисы, знавшей большую сцену, отняли подмостки. Слишком мало площади оставили ее артистическому таланту: чтение вслух поэм в домашнем кругу, тост при добром застолье да вечное придумывание сюрпризов окружающим. Единственным за последние годы выходом на публику был юбилей театра Руставели, когда она в знак признания заслуг руководителя театра Роберта Стуруа преподнесла ему репетиционный колокольчик А. В. Ахметели, пленив присутствующих изяществом произнесенной речи.

Освободился, вышел на волю и женился на хорошей женщине Борис. Он стал известным и заслуженным. Разносторонность таланта проявила его недюжинную натуру в искусстве вполне. Нелегкая, содержательная наша дружба впечатана в душу взволнованной благодарностью и гордостью за него.

Умер урдомско-печорский друг Симон, оставив книгу собрания „мудрых мыслей“.

Одолел все невзгоды одаренный Семен Владимирович Ерухимович. После лагеря и ссылки он в Ленинграде блестяще закончил Финансово-экономический институт, но самые большие радости ему, по-моему, принесла семья: жена Мэри и двое сыновей — Марик и Вова.

Еще в 1952 году от Шаня пришло ошеломившее письмо:

„Дорогая Тамарочка! Сегодня, 16 декабря, в 11 часов утра я получил извещение о том, что могу ехать на родину. И я снова родился. Делюсь с Вами этой радостью. Очень хотелось бы увидеть Вас в последний раз. Пишите или телеграфируйте. Целую вашу руку. 16.XII-52 г. Ваш Шань“.

Шань просил разузнать, идет ли поезд на Пекин мимо моего тогдашнего уральского пристанища. Увы, магистраль, ведущая в Китай, отстояла на сотни верст к югу.

На родине он был назначен главным редактором иллюстрированного журнала „Китай“. Много ездил по стране. От него приходили счастливые письма. Во время „культурной революции“ переписка прервалась. Очередная историческая передряга отняла у Шаня еще 6 лет жизни. Только двадцать лет спустя, благодаря Хеллиной подруге (из молодых) — Рите мы снова нашли друг друга.

От настоятельной потребности поехать на Север и побывать на Колюшкиной могиле я не уклонилась. К поездке подтолкнуло одно событие.

Услышав, как я открываю дверь в квартиру, вышла соседка по площадке: