Владимир Новиков - Александр Блок

Как привести к общему знаменателю столь разные суждения? Полагаем, талант (тем более гений) по природе своей надразумен. Художественно одаренный человек — это тот, в ком талант сильнее, чем ум. Переписка Блока, его статьи свидетельствуют о том, что он не пасовал перед сложными интеллектуальными абстракциями, они просто ему быстро надоедали. «Скука» — таким словом он часто определял свое отношение к плодам «чистого разума». Любая абстрактная мысль была для него как поэта лишь материалом, который перерабатывается, подчиняется духу музыки.

По этой причине он, беседуя с людьми, не склонен пускаться в длинные монологи. Ему без логического анализа сразу, интуитивно открывается синтез, итог, который он вмешает в одну реплику, в одну фразу. Такая фраза — как стих, и потому в больших компаниях Блок оказывается белой вороной, поэтом, который на своем поэтическом языке разговаривает с окружающими «прозаиками» (хотя многие из них — профессиональные стихотворцы). Да и в прозаических текстах Блока (письмах, статьях, дневниках и записных книжках) отчетливо выделяются как бы написанные на другом языке афористически-многозначные и поэтические по сути фразы.

Блок в своем повелении — как творческом, так и житейском — руководствуется в первую очередь не выбором (как итогом умственной рефлексии), а природным инстинктом. И тогда, когда он действует верно, и тогда, когда заблуждается. Эго не означает, что он лучше (или хуже) тех, кого можно назвать «людьми выбора». Это просто конкретная характеристика его личности, объясняющая многое и в его произведениях, и в его судьбе.

В ночь на 1 июля 1902 года в Шахматове умирает Андрей Николаевич Бекетов, за пять лет до того разбитый параличом. Блок откликается стихами «На смерть деда». На панихиду приходит Любовь Дмитриевна с матерью. Хоронить Андрея Николаевича везут в Петербург. Среди встречающих гроб на вокзале — Дмитрий Иванович Менделеев. Ровно через три месяца из жизни уйдет Елизавета Григорьевна, которую похоронят, как и мужа, на Смоленском кладбище.

Вскоре после прощания с дедом рождается стихотворение «Я, отрок, зажигаю свечи…», написанное как бы о символических женихе и невесте, но вместе с тем заканчивающееся вполне реальным пророчеством:

Падет туманная завеса.Жених сойдет из алтаря.И от вершин зубчатых лесаЗабрежжит брачная заря.

Но Блока почему-то тянет усложнить ситуацию. 21 июля он приезжает в Боблово и встречается с Любовью Дмитриевной, вернувшейся после почти месячного пребывания у родственников в Можайском уезде. «У нее хороший вид; как всегда почти — хмурая, со мной еле говорит. Что теперь нужно предпринять — я еще не знаю», — размышляет Блок в дневнике. В его записях возникает тема самоубийства — вплоть до такой записи: «Большой револьвер военный стоил 26 рублей. Купить маленький, карманный (сколько?). Запирать туда же, где тетради эти — и черновые стихи, и ее письма (2), и где ее портреты — и прочее».

Он пишет Любови Дмитриевне письма, но не отправляет их. Лишь в сентябре, уже в Петербурге он возобновляет переписку, сообщая в коротком послании о встрече с их общим знакомым — повод чисто формальный. Но, в общем, возможность контакта не закрыта. Любовь Дмитриевна по-девичьи чудит, однако ни словом, ни делом не показывает, что все кончено навеки. Потом она так вспомнит об этой осени: «Но объяснения все же не было и не было. Это меня злило, я досадовала – пусть мне будет хоть интересно, если уж теперь и не затронуло бы глубоко. От всякого чувства к Блоку я была в ту осень свободна».

Глубокого чувства у нее пока действительно нет. Но и чувство Блока к ней по-настоящему еще не созрело. Спешить некуда и незачем. Ситуация диктует мирное продолжение отношений, стоит лучше узнать и понять друг друга. Так дело обстоит с точки зрения реальной жизни.

Но Блок выбирает смерть. И всерьез.

ОТ ИГРЫ СО СМЕРТЬЮ – К ЖИЗНИ

Бывают загадочные стихотворения, строфы, строки, которые не поддаются однозначной трактовке и требуют все новых интерпретаций. А последнее о них слово так и остается несказанным.

Бывают у поэтов и такие поступки, которые трудно объяснить логически. Биографы толкуют их так и сяк, а загадка сохраняется.

Таков один из сюжетных узлов биографии Блока, не распутанный до сих пор. 7 ноября 1902 года Блок приходит на студенческий бал в Дворянском собрании, имея при себе записку, начинающуюся стандартной фразой: «В моей смерти прошу никого не винить».

О том, что было после вечера, известно из рассказа Любови Дмитриевны:

«Мы вышли молча, и молча, не сговариваясь, пошли вправо — по Итальянской, к Моховой, к Литейной — к нашим местам. Была очень морозная, снежная ночь. Взвивались снежные вихри. Снег лежал сугробами, глубокий и чистый. Блок начал говорить. Как начал, не помню, но когда мы подходили к Фонтанке, к Семеновскому мосту, он говорил, что любит, что его судьба в моем ответе. Помню, я отвечала, что теперь уже поздно об этом говорить, что я уже не люблю, что долго ждала его слов и что если и прощу его молчание, вряд ли это чему-нибудь поможет. Блок продолжал говорить как-то мимо моего ответа, и я его слушала. Я отдавалась привычному вниманию, привычной вере в его слова. Он говорил, что для него вопрос жизни в том, как я приму его слова и еще долго, долго. Это не запомнилось, но письма, дневники того времени говорят тем же языком. Помню, что я в душе не оттаивала, но действовала как-то помимо воли этой минуты, каким-то нашим прошлым, несколько автоматически. В каких словах я приняла его любовь, что сказала, – не помню, но только Блок вынул из кармана сложенный листок, отдал мне, говоря, что если бы не мой ответ, утром его уже не было бы в живых».

Потом Блок отвозит Любовь Дмитриевну домой на извозчике, она «литературно» приближает губы к его губам. Ситуация завершается благополучным образом, и кажется, что итог едва ли мог быть иным.

Зачем же Блок написал злополучную записку? Не для того ведь, чтобы театральным жестом набить цену себе и своему предложению. В такой пошлости мы Блока заподозрить не можем. И не для того, чтобы смягчить сердце неприступной девицы — таковой Любовь Дмитриевна не была: отдалившись от Блока, она все же ни разу его не оттолкнула, не унизила. Патологической склонности к суициду Блок также не обнаруживал: мотив самоубийства присутствует в стихах 1902 года, но как условно-литературный. Уход из жизни деда и бабки не был неожиданным и слишком травмирующим… В общем, непонятно.

Вчитаемся в саму записку, попробуем в ней найти зацепку: