Сергей Колбасьев - Река

- Товарищ командующий! - Это снова был Мишенька Козлов, на этот раз с белым листком телефонограммы в руке. - Пост "Утиный Нос" сообщает, что заградительный отряд в одиннадцать пять закончил постановку и проследовал вверх по реке.

- Ладно.

Значит, заграждение стало свершившийся фактом, и больше о нем думать просто не стоило. Но оставалась еще куча других дел, и среди них путаницы было гораздо больше, чем нужно. Сможет он когда-нибудь с ними справиться или нет?

Его поставили командовать флотилией, но командующий из него получился неважный. Даже в отношении людей он делал самые нелепые ошибки. Взять хотя бы того же Малиничева. Предупреждал ведь Ярошенко, что лучше просто убрать его с флотилии, а он не поверил. Оставил его в строю, но так неладно это сделал, что только подтолкнул его на измену.

Да, он был совсем неважным командующим, но других республике брать было неоткуда, и он должен был делать свое дело.

А потому он встал и вернулся к себе в каюту разбираться в объемистой переписке с военным портом по вопросу об организации промежуточных дровяных баз.

Полчаса спустя дали обед. Снова был невеселый суп из воблы с ломтиками сушеной картошки. Снова тянулись нескончаемые разговоры о меновой торговле с деревней.

Потом принесли кашу, именуемую шрапнелью, твердую и полуостывшую, и одновременно с мостика доложили о появлении неприятельских аэропланов. Их было всего три штуки, и они все время держались далеко над правым берегом, так что прерывать из-за них обед не имело смысла

Наконец подали чай, и разговор, как всегда, переключился на женщин. Странное дело: неужели бывшим господам офицерам больше не о чем было говорить?

Опять пришел рассыльный с мостика. Появилось еще штук двенадцать вражеских аэропланов. Но эти сразу свернули и улетели куда-то на восток.

- Товарищ Козлов!

- Есть!

- Известите сухопутное командование и авиабазу. Кораблям приготовиться к отражению воздушной атаки. Они, может, хотят налететь со стороны солнца.

Солнце, кстати сказать, уже появилось. И зря. Лучше бы шел дождь, тогда никакие аэропланы не налетели бы.

Нет, разве можно было не радоваться солнцу? В окнах, точно ртуть, горела река, яркой, свежевымытой зеленью поднимался лес на противоположном берегу, и прозрачной синевой светилось небо.

Хотелось не двигаться и не отрываясь смотреть на этот обширный и превосходный мир. Думать, что войны больше нет и на обоих берегах реки идет тихая, медленная жизнь. Что вот сейчас можно будет отправиться удить рыбу или просто греться на солнце в маленькой, пахнущей смолой лодчонке.

Но внезапно где-то вдалеке загремели частые орудийные выстрелы, и Плетнев встал. Война, к сожалению, еще не кончилась.

Короткий перерыв, новая серия тупых ударов. Так стрелять мог только бомбомет Виккерса, а такой был только на "Командарме". Значит, Бахметьев уже вернулся и вел бой с воздушным противником.

Дверь с треском распахнулась, и в кают-компанию, приплясывая, влетел красный Мишенька Козлов.

- Товарищи, ура! "Командарм" сбил одну машину! Ей-богу, сбил! Пойдемте смотреть! Страшно интересно!

Когда Плетнев поднялся на мостик, большой желтый гидроаэроплан, зарывшись одним крылом в воду, уже сидел на отмели под самым берегом. Полным ходом шел к нему извергавший из трубы клубы черного дыма "Командарм", и по берегу бежали красноармейцы.

- Падал кубарем и только у воды выпрямился, - рассказывал сигнальщик Пишела. - А летчики с него сиганули в воду, а потом в кусты. Потеха! - И вдруг, вздрогнув, совершенно другим голосом закричал: - Товарищ командующий!

В противоположной стороне, где-то далеко на юге, над лесом быстро вырастал чудовищный столб белого дыма. Он закручивался тугими клубами, расползался широким грибом и рос все выше и выше.

- Взрыв, - сказал Плетнев.- На авиабазе. Товарищ Козлов, узнать по телефону!

Рядом с белым грибом в синеве плавали узкие темные черточки. Это опять были неприятельские аэропланы. Значит, вот что они задумали!

- Так, - сказал Плетнев, вынул из кармана носовой платок и вытер им капли пота со лба.

Тишина на мостике была совершенно невыносимой. Хоть бы бой! Хоть бы налетели остальные аэропланы! Все легче было бы.

Люди сгрудились кучкой и молча смотрели на белый гриб. Теперь он уже перестал расти, и с краев его свисала тонкая, прозрачная бахрома.

По трапу, задыхаясь, взбежал толстый начальник распорядительной части Бабушкин.

- Где они? Где эта самая сбитая машина?

Но никто ему не ответил, и он, растерянно озираясь, почему-то на цыпочках снова сбежал вниз.

Когда же, наконец, вернется Козлов и что же там, собственно, случилось? Больше стоять на одном месте Плетнев не мог, а потому заложил руки за спину и зашагал взад и вперед по мостику.

Сигнальщик Пишела ни с того ни с сего выругался:

- Время забыл записать. Эх!

Плетнев остановился на краю крыла и взглянул вниз. Река по-прежнему текла медленная и равнодушная, мелкой рябью сверкающая на солнце. И внезапно пришла в голову нелепая мысль: вот бы теперь выкупаться!

- Товарищ командующий!

Теперь Мишенька Козлов был совершенно белым. Даже губы у него побелели и стали какого-то сероватого цвета.

- Авиабаза уничтожена. Все машины, все топливо! Зажигательными бомбами! Теперь там пожар, а они сверху хлещут из пулеметов! - И совсем тихо закончил:Потом прервалось телефонное сообщение.

- Есть, - ровным голосом ответил Плетнев и сам удивился своему спокойствию. - Значит, свяжитесь через береговые посты. - Подумал, оглядел реку и так же спокойно закончил: - Семафор дайте начальнику дивизиона лодок. Пусть следует с "Командармом" и "Уборевичем" вверх по течению для оказания помощи. - Еще раз осмотрелся и не спеша спустился с мостика по трапу.

15

Люди сидели прямо на земле, на поваленных деревьях и на обломках разрушенной бомбой бани. Ораторы говорили, стоя на ящике, и слушали их молча, в напряженном внимании. Только раз, когда какой-то вихрастый закричал о порченой вобле и прочих житейских невзгодах, дружно засмеялись и предложили ему убираться.

За ним выступил новый командир "Уборевича", военный моряк Слепень. Прямой и черный на фоне закатного неба, он говорил резким, четким голосом. На авиабазе живьем сгорело двадцать пять человек. Он сам видел их обугленные трупы. Двадцать пять верных боевых товарищей. А почему? Измена. Не иначе как царский холуй Малиничев научил англичан, куда им бить. Зорче нужно смотреть, чтобы больше таких штук не случалось. И уничтожать. Без пощады уничтожать всякого врага.

Кричали: "Верно!" - и яростно аплодировали, и Бахметьеву стало не по себе. У Слепня было такое же лицо, как тогда ночью.