Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Кабинет Гаэтано. Темно, только полосы неяркого лунного света протянулись из окон на ковер. Две темные фигуры: посветлее — Греты, потемнее — Сергея. Он весь в черном, чтобы скорее и легче скрыться в темноте.

— Здравствуй, дорогая наша птичка в клетке.

— Здравствуй, Сергей! Почему ты говоришь «наша»? Хоть раз ошибись и скажи «моя».

Он молчит. Открывая сейф, быстро целует ей руки.

— Ну, наконец-то!

Сергей быстро устанавливает штатив и аппарат, покрывает их бархатом и начинает работать.

Клик! Клик! Клик!

Между складками бархата щель, и каждый раз при вспышке вспыхивает белая черточка.

— Что ты?

— Поправляю бархат.

— A-а. Спасибо.

Клик! Клик! Клик!

— Проклятое кликанье! Этот звук действует мне на нервы!

— А мне?! Оно снится по ночам.

Грета смотрит в окно. Лучи света в окнах едва видны и заметно изменили направление. Движение на улицах становится глуше.

— Луна заходит, скоро полицейские займут свои места. Пора заканчивать.

— Знаю.

Клик! Клик! Клик!

— Ты опять тянешь, как в первый раз.

— Ты знаешь, я здесь предпоследний раз!

— Удивительно, ты это помнишь? Как мало в тебе человеческого. Сергей, ты — машина. Чекист.

— Вот когда-нибудь поедем вместе в Москву, тогда узнаешь, какой я. Там я дома. Свободен! Понимаешь, Грета? Свободен! Чекист — самый человечный из людей.

Она смотрит в окно.

— Скорее, вспышка из машины! Гаэтано возвращается! Ну, заканчивай!

Сергей быстро убирает документы в сейф, складывает аппарат.

— Ой, вторая вспышка. Он у ворот! Запирай же!

— Дверца не закрывается!

— Скорей же, бога ради!

— Что такое? Не понимаю!

Сергей возится с дверцей сейфа.

— Какая-то веревочка высунулась! Все в порядке! Исчезаю!

Грета зажигает свет в коридоре. Закрывается маленькая дверь кабинета и одновременно отворяется наружная дверь. Исчезает Сергей, и появляется Гаэтано. Грета медленно идет по освещенному коридору навстречу мужу, снимает с него шляпу и вводит в спальню. Зажигает там свет и тушит его в коридоре.

Воцаряются тишина и мрак. Издали слышатся смех и голоса Гаэтано и Греты.

Машина мчится по улице. Снопы света уличных фонарей скользят по потному лицу Сергея. Ганс у руля. Спокойно говорит:

— Ну как?

Сергей устало:

— Едва не засыпался.

Альдона тревожно и быстро:

— В чем дело?

Сергей не сразу:

— Какой-то шнурочек из сейфа свесился наружу… Створки точно притерты… Не мог закрыть…

Ганс спокойно:

— Я уже решил оставить машину Альдоне и бежать на помощь.

— Через заднюю калитку?

— Да.

— Правильно. Ну ничего. Обошлось!

— На этот раз.

— Да. На этот.

Молчание. Они выезжают за город. Автомобиль набирает скорость. Свист ветра и воздуха. Полная темнота. Ганс включает фары.

Голос Альдоны:

— Ты очень боишься, Сергей?

— Во время операции — нет. Некогда. Я работаю. Потом, на следующий день, на меня находит страх. Утром после такой ночи проснусь и страшно.

— Тяжелая работа.

— Да. Меня изнуряет кликанье аппарата. А у вас что всего хуже?

— Все. Страх за тебя, Сергей. Кажется, было бы легче лезть в дом с тобой вместе. Ждать вдали с пистолетом в руке и не знать, что с тобой делается, — это ужасно!

Сергей устало:

— Включи радиоприемник, Альдонка. Это дает нам силы выносить все это.

Музыкальная передача из Москвы.

Комната аптекаря. Сидят в креслах Иштван и Сергей.

— Ну как Грета?

— Держится. Пока…

— Боится?

— А как ты думаешь, Иштван?! Еще год на государственную работу, и я — врач! Еще одна специальность!

— Трудно при наших условиях учиться?

— Еще бы! Я мечтаю о минуте, когда перед отъездом в Москву прокрадусь на берег какого-нибудь озера и швырну пистолет в воду! Вот будет славно. В Москве мы заживем неплохо, будем вспоминать и смеяться над этими каторжными годами.

— Я, Сергей, хотел бы быть лингвистом. Сидел бы себе с книгами и работал! Хорошо!

Иштван хохочет.

Лето. Советские дети собирают ромашки и васильки на лугу под березками. Рожь. Простор. Серебристо-голубой цвет. Незатейливая и бесконечно родная картина. Родина.

Горная тропинка. Чужой приторно-красивый пейзаж. Снег, луга, цветы, коровы, толпы иностранных туристов. Затерявшись среди них, идут два туриста, обвешанные биноклями, фотоаппаратами и флягами. У них в руках палки, на носу черные очки. Это Степан и Иштван.

Степан:

— Сегодня твоя тройка, Иштван, идет на последнюю операцию с полковником. Центр считает, что Гаэтано скомпрометирован достаточно, пора перестать рисковать и переходить к мирному сотрудничеству. Грета пусть предупредит, что к ней приедет двоюродный брат. Перед вашим отъездом Грета подготовит торжественный ужин. Вы с Лёвушкой за столом покажите полковнику фотографии его документов и объясните, что вы — агенты японской разведки и вербуете его для работы на Токио. Если почувствуете, что выгоднее сослаться на советскую разведку, то используйте этот вариант, на месте вам будет виднее. В дальнейшем материалы станет получать Лёва или кто-нибудь из его эксплуатационной бригады, скажем, Петр. А твоя бригада, Иш-тван, получит новое назначение. Пусть сегодня Сергей договорится с Гретой о секретном свидании за городом и там подготовит с ней передачу.

— Как быть с Гретой?

— Свою судьбу пусть она решит сама: хочет покоя и довольства — пусть живет с полковником. Откажется от спокойного житья, значит, наш пример ее кое-чему научил. Кадры нам нужны.

— Понятно. Когда будет почта? Мы два месяца сидим без писем из дома!

— Писем нет. Надо ждать. Я сам волнуюсь: дома у меня заболел сын!

Ночь. Идет дождь. Машина Сергея.

— Раз Гаэтано дома, не в «Империале», то как же ты пойдешь, Сергей?

— Надо. Это — последняя вылазка.

— Но…

— Без «но», Альдона. Осталось три минуты. Мой пистолет. Все. Теперь вы. Пистолеты?

— Все в порядке.

— Ганс, прикрой меня по второй схеме.

— Есть прикрыть по второй схеме.

— Сигнал! Внимание!

Две темные фигуры выходят из машины.

Темный коридорчик в доме полковника.

— Здравствуй, птичка!

— Здравствуй! Тише! Ко мне нельзя, Гаэтано дома!

— Знаю. Что он делает?

— Выпил за ужином и спит.

— Прекрасно. Впусти меня.

— Нельзя. Он услышит. Умоляю, будь разумным!

— Иди вперед, Грета.

Кабинет. Мрак. Чуть синеют окна. Сквозь щель в бархате вспыхивает тонкая полосочка света. Две темные фигуры.