Мария Залесская - Людвиг II

Ознакомительный фрагмент

Мы уже отмечали, что природа горной Баварии отличается поистине сказочной неземной красотой. Среди лесистых гор и кристальных озер любой невольно становится поэтом. Что же говорить о юноше, обладающем мечтательной чувствительной натурой, слишком близко к сердцу принимающем старинные легенды, слышимые им чуть ли не с пеленок. Как дети играют в игрушки, наделяя их жизненной силой и перенося действие игры в реальную жизнь, так и Людвиг мысленно перевоплощался в любимых героев, бродил по замку и окрестным горным лесам, декламирую строки из любимого Шиллера и Гёте.

Но чаще всего Людвиг представлял себя Лоэнгрином, рыцарем-лебедем. Лебедь становится своеобразным символом короля, впоследствии он в своих собственных замках сделает лебедей главными элементами декора. Хоэншвангау, этот Лебединый замок отца, и спустя годы остался для Людвига по-настоящему родным. Чего нельзя сказать о Нимфенбурге и, особенно о мюнхенской королевской Резиденции, которую Людвиг хоть и пытался «устроить» по собственному вкусу, разбив зимний сад с фонтаном и украсив свои покои в духе Людовика XIV, но так никогда и не принял в качестве своего дома. Что же касается Нимфенбурга, то в нем настолько ощутимо присутствует дух его деда Людвига I, что, даже став королем, Людвиг не смог стать наравне с ним полноправным хозяином в замке. Можно сказать, что Резиденция по духу принадлежит всем Виттельсбахам и никому конкретно, Нимфенбург — Людвигу I, а Хоэншвангау — Людвигу II даже в большей степени, чем Максимилиану II: настолько близка сама атмосфера замка внутреннему миру нашего героя. Поэтому-то настоящей «родиной» для Людвига стал именно Хоэншвангау; даже когда король начал строительство своих собственных замков, он оставил Хоэншвангау неприкосновенным, не изменив и не перестроив в нем ничего — настолько все гармонировало с его натурой. Более того, если бы Людвиг провел свое детство — то есть время формирования личности — в любом другом месте, возможно, мы бы имели совсем другого короля. Лучше или хуже?.. На этот вопрос нет ответа.

Здесь надо упомянуть еще об одной очень симпатичной черте Людвига, которая проявилась у него с детства и очень мало сочеталась с приписываемым ему впоследствии «человеконенавистничеством». Он очень любил делать подарки. Биограф Людвига, депутат баварского ландтага лютеранский пастор Фридрих Ламперт вспоминал, что «эта страсть у него была с детства, когда, получая крошечные деньги на собственные нужды, он тотчас же исстрачивал их все до последнего пфеннига, покупая подарки матери, брату, своим воспитателям и непременно камердинеру. Насколько эти деньги были незначительны, видно из того, что, получив в первый раз в день своего совершеннолетия (16 лет) первую золотую монету, Людвиг счел себя положительно Крезом. Он тотчас же побежал к ювелиру, чтобы купить у него тот медальон, которым мать его любовалась несколько дней перед тем в витрине магазина. Ювелир, конечно узнав принца, спросил его: «Прикажет ли он прислать счет во дворец?» Но Людвиг с гордостью ответил, что «может сам заплатить», вполне уверенный, что для этого достаточна его золотая монета!»[46]

В одной из комнат Хоэншвангау и ныне можно увидеть огромный бильярд, который Людвиг использовал далеко не по назначению: на нем король раскладывал рождественские подарки. Автор книги «König Ludwig II und die Kunst»[47] Луиза фон Кёбелль (Köbell), жена личного секретаря баварского короля, отмечает следующее: «Рождественские подарки подготовлялись — когда Людвиг уже был королем — за неделю и более до праздника, и из Мюнхена сначала в Хоэншвангау, а позднее — в Нойшванштайн привозились целые транспорты… Комната с бильярдом (в замке Хоэншвангау) принимала на Рождество вид базара, полного множества дорогих и изящных подарков. Целые сервизы, дорогие бонбоньерки, бинокли, часы, ковры, превосходно переплетенные книги и альбомы с отделкой из золота, серебра, слоновой кости, с гербами Баварии, с лошадьми и лебедями; сигарные ящички и чубучки для курения, украшенные или вензелями короля или гирляндами цветов и фигурами гениев. Тут были брелоки, запонки, цепочки к часам с брильянтами, сапфирами, ляпис-лазурью, рубинами и эмалью. Одну часть бильярда занимали веера, артистически вышитые или рисованные акварелью, вышедшие из рук известной художницы Терезы Вебер… Подарки к Рождеству получали все: родственники, друзья короля, его приближенные, артисты и артистки, музыканты и все его служители до последнего маленького мальчика-прислужника».[48]

Итак, перед нами предстает юный принц-идеалист, добрый, мечтательный и совершенно не похожий на «сумасшедшего мизантропа». Когда же произойдет трагическая метаморфоза?..

Несмотря на то что Людвиг с детства знал, что будет королем, он оказался совершенно не готов к роли, уготованной ему судьбой. Как мы уже говорили, воспитание принца оставляло желать лучшего. Он ничего не знал о требованиях и задачах современной ему политической жизни, его намеренно отдаляли от любых ее проявлений. Людвиг не имел настоящего наставника в государственных делах, и поэтому он составил себе свои собственные, весьма своеобразные и далекие от действительности представления о том, каковы должны быть задачи королевской власти. «У Людвига, несомненно, было свое представление о королевских обязанностях и власти. Оно воплощалось для него в образах древних рыцарей Германии, благородных героев шиллеровских драм. Его серьезная и вдохновенная мечтательность рисовала ему его будущее как исключительное призвание, как служение возвышенным целям правды и красоты. Но лицом к лицу с настоящими, реальными задачами он не мог не чувствовать себя растерянным и беспомощным».[49]

Не имея поддержки в кругу своей семьи, Людвиг стал искать ее на стороне. Этим объясняется вскоре проявившееся у него безоговорочное доверие к Рихарду Вагнеру, в котором он нашел истинного духовного отца. Вместе с тем к моменту провозглашения юноши королем у него еще нет и намека на трагическое разочарование в жизни; в свои неполные 18 лет его надежды и наивная вера в пресловутое «светлое будущее» непоколебимы. Он открыт миру, который еще заставит полюбить себя!

Действие II

«Я ТОЛЬКО РИХАРД ВАГНЕР»

(март 1864 г. — 1865 г.)

…он так хорош и умен, так душевен и прекрасен, что, боюсь, жизнь его в обыденных условиях мира промелькнет, как мгновенный божественный сон!.. Он знает обо мне все и понимает меня и мою душу… Я должен быть неограниченным господином самого себя, не капельмейстером: я должен быть самим собой и его другом… Если бы только он жил, — он слишком хорош для этого мира!..