Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

на немцев и тоже бездействовали. После войны Зинаида Яковлевна куда-то исчезла, и никто о ней ничего больше не слышал.

Февраль 1942 года был очень лютый. Морозы доходили до 40 градусов. По оледенелым степям ветер кружил снежную метель, завывая и запорашивая огороды, дворы и дороги, которые не очищались, и по ним можно было с трудом передвигаться. Ночь наступала рано. В 4 часа дня уже было темно, и в окнах появлялись слабые, бледно-желтые отсветы от зажженных масляных фитилей, которые люди применяли вечером перед сном. Вокруг становилось пустынно, и люди старались не выходить из своих домов, оставаясь в полутемных жилищах. Окна маскировались, иногда слышался лай собак, но и они прятались от холода, где потеплее. Холод сковал улицы, дома, людей. Люди подбирали уголь, который высыпался из вагонеток, медленно проезжавших на толстых канатах в сторону обогатительной фабрики. Подбирать уголь запрещалось, это грозило расстрелом, но топить как-то надо было, и люди выходили каждый день с ведерками.

В один из морозных дней, как только наступил бледный рассвет, мама вышла со мной из дома. Нас пригласили на обед родители одной из маминых бывших учениц. Мы шли через промерзшую степь в сторону хутора. Мама покрывала мое лицо шерстяным платком, чтобы защитить от ветра. Мама сказала, что мы идем в гости, и там нас накормят. Мне было 5 лет, и я молча шла, сдуваемая порывистым ветром, держась за руку мамы и терпеливо перенося морозный ветер, сбивавший меня с ног. Шли около 5 километров, медленно, передвигаясь с трудом…

День был пасмурный, без солнца, рано начинало темнеть, поэтому мама вышла пораньше, чтобы успеть дотемна вернуться назад. Вдали показались слабые огоньки от зажженных свечей. Шли часа три. Наконец показался большой кирпичный дом с высоким забором. Залаяла собака. Навстречу выбежала девочка, укутанная в меховое пальто, ученица 6-го класса, которая продолжала учиться в школе. «Проходите, пожалуйста», – сказала девочка, открывая ворота и придерживая собаку. Замерзшие, мы с мамой вошли в дом и сразу почувствовали тепло и аромат готовившейся пищи. На печке стояла сковорода, а в ней потрескивали шкварки, залитые яичницей, еще пахло свежеиспеченным хлебом и молоком. Постепенно отогревшись и насытившись вкусной едой, я уснула в кресле. Мама не знала, как ей быть. Она понимала, что я устала, ведь мы проделали длинный путь, и как теперь меня будить, чтобы снова идти так долго.

– Да вы оставайтесь, переночуйте, а завтра утром пойдете домой, – сказала гостеприимная хозяйка.

– Спасибо. Мы все же уйдем сегодня, пусть только дочка поспит часок, – отвечала мама.

Мама привыкла всегда спать у себя дома и никогда не оставалась у чужих, чувствуя себя неловко, не могла уснуть.

– А где же хозяин? – спросила она.

– На фронте, – грустно ответила женщина. – Давно не получали от него весточки. Слава богу, пока не голодаем. Сохранилось хозяйство, есть корова, куры, поросенка недавно зарезали к Рождеству.

Затем хозяйка отрезала полбуханки хлеба, кусок сала, взяла несколько яиц и дала маме. «Это для вашей мамы и сыночка, – сказала ласково хозяйка. – Спасибо вам за Лидочку!» Мама запомнила эту встречу на всю жизнь.

После войны ученица ее продолжала учиться, но уже в другой школе и на другой шахте. Девочка училась хорошо, была скромная и добрая. Дедушку ее раскулачили, забрали корову, бычка, лошадь, кур. Но все же оставалось небольшое хозяйство. Была швейная машинка, и хозяйка брала заказы на шитье. Люди они были добрые, делились с другими, чем могли. А немцы их не трогали, потому что девочка ходила в немецкую школу. Отец ее вернулся с фронта домой инвалидом, без ноги.

Зима 1941–1942 года кроме лютой была еще и голодной. Тем, кто работал на немцев, давали карточки, по которым можно было достать хлеб, сахар, подсолнечное масло, полусгнивший картофель, кукурузную муку. У тех, кто устроился работать в столовой, кормление было лучше. Те, кто не работал, голодали. Мама выменяла на продукты все, что у нее было: ложки, ножи, вилки, стулья, табуретки, отрезы на платья и пальто.

До зимы 1943 года выручало козье молоко. Оставшуюся одну козу кормили заготовленными стеблями кукурузы и подсолнуха. Нам бабушка варила зерна кукурузы, затем перекручивала их на мясорубке, насыпала в стакан и заливала козьим молоком. Завтрак у нас был царский. Нам с Валерием доставалось по целому стакану еды, а мама с бабушкой ели то, что оставалось.

Мама и бабушка экономили, берегли еду в основном для нас, детей. Иногда доставали макуху. Это прессованные скорлупки от подсолнуха с добавлением свекольного сахара.

Донбасс под оккупантами был почти два года: с 21 октября 1941 года по 7 сентября 1943 года. В эти годы население Донбасса было подвергнуто жестокому насилию и эксплуатации солдатами гитлеровского вермахта и их союзниками: румынами, итальянцами и другими представителями европейской когорты.

Летом 1943 года, предчувствуя свое отступление, фашисты стали звереть особенно. Жителей хуторов и поселков они угоняли на Запад – в Германию.

Был теплый день. Грело солнце. Небо было по-летнему высокое и синее, плыли на юг барашковые облака, подгоняемые легким ветром. В полдень мама собирала кукурузу в сарае, как вдруг она почувствовала надвигающуюся тень сзади. Она оглянулась, к ней приближался полицейский. Он резко заявил: «Собирайся сама и собирай свою семью. Через два часа приедет автофургон, и вы поедете в Германию». Мама остолбенела. Потом засуетилась, стала одевать нас, собрала остатки какой-то еды. Время шло, а она все думала и думала. Снова появился полицейский: «Ты еще не собралась? Я скоро вернусь, и, если не будешь готова, расстреляю. Так мне приказано».

Как только он ушел, мама, не раздумывая, взяла нас с Валеркой, бабушку, и мы все вместе залезли на чердак сарая, и сидели там очень тихо. Полицейский снова появился, при нем была винтовка, он огляделся, зашел в дом. Увидев впереди отъезжавшие грузовые машины, он ушел. Вдали слышался гром канонады. Мы с мамой просидели на чердаке больше суток, боялись высунуться оттуда. Лишь много времени спустя, когда все стихло и больше не слышно было стрельбы, мама вышла на разведку. Навстречу ей бежала взволнованная соседка. Она кричала: «Наши наступают. Наши уже совсем близко». Мама помогла сойти бабушке и нам с чердака. Мы вышли вместе со всеми высыпавшими неизвестно откуда людьми встречать своих освободителей. Все шли к базарной площади, где еще совсем недавно немцы вешали партизан.

Стоял жаркий июльский день. Дорога дымилась зноем. Под солнцем лежала золотисто-бурая степь. Отряд красноармейцев входил в рудник шахты «Комсомолец». Солдаты шли по раскаленной солнцем дороге, шли уставшие, запыленные, молчаливые. Впереди себя они