Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

и морской министр А.Ф. Керенский. Колчак позднее вспоминал: «Керенский как-то необыкновенно верил во всемогущество слова, которое, в сущности говоря, за эти два-три месяца всем надоело… Я доказывал ему, что военная дисциплина есть только одна, что волей-неволей к ней придется вернуться и ему…»[70]

В сопровождении Колчака Керенский объезжал корабли, много выступал, демонстрировал напоказ свой демократизм, здороваясь за руку с матросами. Результатами поездки министр остался доволен: «Вот видите, адмирал, все улажено; теперь приходится смотреть сквозь пальцы на многие вещи; я уверен, что у вас не повторятся события. Команды меня уверяли, что они будут исполнять свой долг»[71]. В конце концов ему удалось убедить Колчака остаться на своем месте.

Но после отъезда Керенского положение не только не улучшилось, но продолжало ухудшаться. Этому в огромной степени способствовал приезд в конце мая делегации от Балтийского флота из большевиков и сочувствовавших им анархистов. Многие из делегатов были попросту переодетыми в матросскую форму партийными функционерами, которых Я. Свердлов лично инструктировал: «Севастополь должен стать Кронштадтом юга». Агитаторы упрекали моряков-черноморцев в потакании «царским» офицерам и адмиралам. После этого влияние офицеров стало быстро падать.

Начались и нападки персонально на Колчака. Распространялась сплетня о якобы имевшихся у него крупных помещичьих имениях, о том, что из-за них он будто бы кровно заинтересован в продолжении войны и т. п. Честному человеку, ничего не нажившему за все годы службы и не стремившемуся к обогащению, было оскорбительно слышать это. Большая часть личного имущества адмирала погибла в начале войны после обстрела немцами порта Либавы (Лиепая), где жила до войны его семья и откуда его жена вместе с семьями других офицеров поспешно эвакуировалась, в общей панике бросив все, что не могла увезти в своих руках. С тех пор, по словам самого Колчака, все его имущество заключалось в каюте в его чемоданах. На одном из митингов, отвечая на клевету, публично брошенную в его адрес, адмирал с иронией сказал: «Если кто-нибудь… найдет у меня какое-нибудь имение или недвижимое имущество, или какие-нибудь капиталы обнаружит, то я могу охотно передать, потому что их не существует в природе»[72]. Ответ произвел впечатление, и больше этот вопрос не поднимался.

Телеграмма командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака военному и морскому министру А.Ф. Керенскому об усилении большевистской агитации в Севастополе

4 июня 1917

[РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 117. Л. 42]

Однако обстановка продолжала накаляться. На митингах стали звучать требования разоружить офицеров. Один мичман, не выдержав травли, покончил с собой. 6 июня собрание матросских делегатов по инициативе большевиков (которых среди делегатов было уже немало) постановило отстранить от должности Колчака и его начальника штаба М.И. Смирнова и передать на рассмотрение судовых комитетов вопрос о целесообразности их ареста. Тогда Колчак прибыл на флагманский корабль линкор «Свободная Россия» (до революции называвшийся «Георгий Победоносец») и на глазах у построенной на палубе команды вынес из каюты свою золотую Георгиевскую саблю и выбросил ее в море.

Телеграмма командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака военному и морскому министру А.Ф. Керенскому в связи с постановлением делегатского собрания матросов о разоружении офицеров

6 июня 1917

[РГАВМФ. Ф. 1311. Оп. 1. Д. 1. Л. 92]

Демонстративный жест адмирала, отказавшегося сдать оружие взбунтовавшимся матросам (на фоне многих других командующих, вынужденных бессильно потакать разнузданной вольнице), стал достоянием всех газет и произвел огромное впечатление в России и за границей. В глазах правых кругов, уже начавших искать выход в идее военной диктатуры, его имя приобретает еще большую популярность. Газета знаменитого петроградского журналиста Б.А. Суворина в те дни прямо писала: «Пусть князь Львов уступит место председателя в кабинете [министров] адмиралу Колчаку. Это будет министерство победы. Колчак сумеет грозно поднять оружие над головой немца, и кончится война! Наступит долгожданный мир!»[73] В конце июня в Петрограде Союз офицеров армии и флота поднес Колчаку золотую саблю взамен выброшенной с гравировкой «Рыцарю чести» и выразил ему официально «чувство глубокого уважения… Вашим гражданским мужеством»[74].

Телеграмма вице-адмирала А.В. Колчака в Главный комитет Союза офицеров армии и флота с благодарностью за поддержку

17 июня 1917

[РГАВМФ. Ф. Р-342. Оп. 1. Д. 2. Л. 287]

После этой истории Александр Васильевич отправил Временному правительству телеграмму с отказом от командования флотом и, передав его контр-адмиралу В.К. Лукину, съехал на берег. На запрос, разосланный делегатским собранием всем командам кораблей и береговым частям, как поступить с Колчаком, поступило только 4 резолюции за его арест и 68 – против[75]. На собрании была оглашена телеграмма, подписанная главой правительства князем Г.Е. Львовым и военным и морским министром А.Ф. Керенским, в которой говорилось: «Временное правительство требует… немедленного подчинения Черноморского флота законной власти… приказывает адмиралу Колчаку и капитану Смирнову, допустившим явный бунт, немедленно выехать в Петроград для личного доклада… временное командование Черноморским флотом принять адмиралу Лукину… возвратить оружие офицерам… Чинов, которые осмелятся не подчиняться сему повелению, немедленно арестовать как изменников Отечеству и революции и предать суду»[76].

Делегатское собрание подчинилось приказу правительства. Но это была лишь небольшая отсрочка агонии. На следующий день Колчак и Смирнов отбыли в Петроград. Знаменательно, что практически сразу после его ухода (о котором немцы узнали по агентурным данным), 12 июня у русских берегов появился немецкий крейсер «Бреслау», разгромивший на острове Фидониси маяк с радиостанцией и пленивший его гарнизон[77]. По этому поводу морские офицеры мрачно шутили: «Иной адмирал лучше пары дредноутов». Разложение Черноморского флота продолжалось. Позднее, в декабре 1917 года, его постигла та же печальная участь, что и Балтийский флот еще в начале марта: по нему прокатилась волна кровавых самосудов и офицерских погромов.

Адмирал тяжело переживал случившееся. Человек талантливый, энергичный, преданный своему делу и в то же время впечатлительный и нервный, он воспринял такой оборот событий как личную трагедию. Но наряду с горечью в его душе накапливается и ненависть. В те дни он откровенно писал Анне Тимиревой: «Я хотел вести свой флот по пути славы и чести… но бессмысленное и глупое правительство и обезумевший, дикий, неспособный выйти из психологии рабов народ этого не захотели… Мне нет места на Родине, которой я служил 25 лет»[78]. Эти строки очень важны для понимания его последующих настроений.

Доклад по прямому проводу председателя Севастопольского ЦИК К. Сафонова в Морской генеральный штаб о событиях, вызвавших уход А.В. Колчака

8 июня 1917

[РГАВМФ. Ф. 716. Оп. 1. Д. 277. Л. 280–283]

Прибыв в Петроград, на заседании правительства Колчак выступил с отчетом, где обрисовал положение флота и тенденции к его развалу. К изменившемуся в