"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

генерала, штурманом которого был Янин, ранним июльским утром вел полковую колонну — три эскадрильи. При подлете к линии фронта, а шли они на высоте 2000–2500 метров, Миха высмотрел в стороне от заданной цели, в кустах опушки леса, подозрительные дымки и, озаряемые лучами восходящего солнца — подлетали-то с востока, — что-то вроде зеркальных отблесков и подозрительное движение. Его как молнией озарило: это же замаскированные, готовые к бою танки противника! Он сразу же по СНУ Семенову:　

— Командир! Справа по курсу танки. Доворот вправо на 20 градусов, курс 2751.　

Семенов и сам уже обратил внимание на подозрительную опушку леса и встревоженно раздумывал: а может, нанести бомбовый удар по этой опушке — по всем признакам там противник замаскировал что-то важное.　

Доклад Михи — Семенов привык полностью доверять своему штурману, не один год вместе летали — утвердил его в правильности принимаемого решения.　

Сообщая на командный пункт о принятом решении, он одновременно и свою эскадрилью, и всю полковую колонну разворачивает на указанный Михой курс. Остальное было делом штурманской техники, в котором, как уже говорилось, Миха чувствовал себя как рыба в воде: бомбы легли точно по новой цели.　

Противодействия противник не оказал: сначала, когда колонна бомбардировщиков шла на прежнюю цель, очевидно, не желая себя демаскировать, а потом, наверное, был просто ошеломлен внезапным изменением их курса и, конечно, не сумел ничего предпринять…　

Уходя от цели, экипажи всех трех девяток полка видели результаты своей работы: на опушке леса, перекрытой сериями взрывов фугасных бомб, в полнейшем беспорядке дымились и горели перевернутые взрывами танки; в самом лесу вверх вздымались огромные языки пламени, сопровождаемые мощными взрывами.　

Последующее дешифрование аэрофотоснимков — на многих самолетах полка устанавливались аэрофотоаппараты — показало, что, кроме десятков танков, бомбовым ударом были уничтожены большие склады боеприпасов и ГСМ, загодя размещенных противником у той опушки леса. Через пару дней наземная разведка подтвердила это.　

…За удачный вылет и проявленную при этом инициативу и решительность экипаж был награжден. Сам Командующий ВВС Красной Армии, осуществляющий, по решению Ставки Верховного Главнокомандования, координацию действий авиации на всех фронтах под Курском, маршал авиации Новиков — ему первому в стране было присвоено это высокое звание — вручил ордена: Красного Знамени — Семенову, Красной Звезды — Янину.　

Подтвердил Миха свое высокое штурманское мастерство и при перелете эскадрильи с подмосковного аэродрома на фронт 24 октября 1944 года. Стояла тогда свойственная Подмосковью и всей средней полосе России в это время года промозглая неустойчивая погода со сплошной низкой облачностью и нудными осенними дождями. Мы порой летели на высоте 20–80 метров. Поверхность многострадальной, истерзанной войной земли русской менялась под нашими самолетами с калейдоскопической быстротой, так что горькое осознание всего виденного на почти тысячекилометровом протяжении от Подмосковья до Прибалтики у нас произошло только после посадки…　

На такой высоте сектор обзора пролетаемой местности сужен до минимума, визуальная ориентировка крайне затруднена — только секунды давались нам на то, чтобы убедиться, точно ли мы идем по маршруту, внести поправку в курс в случае отклонения от линии заданного пути. Редкие радионавигационные средства самолетовождения из- за их ограниченного радиуса действия на малых высотах практически использовать было невозможно. И вот, в таких сложных условиях, ровно через три часа полета, Миха вывел свою эскадрилью на прифронтовой Шяуляйский аэродром.　

Тогда Дорохов допустил к перелету лишь нашу эскадрилью, остальные задержал до выяснения фактической погоды по маршруту, о состоянии которой через условленные промежутки времени радировали на КП и Миша Филиппов — воздушный стрелок-радист Салова, летящего в качестве разведчика погоды впереди эскадрильи на пятиминутном временном интервале, и бабуровский флагманский радист Миша Третьяков. А поскольку радиограммы эти свидетельствовали об ухудшении погоды, то остальным эскадрильям перелет был запрещен и перебазировались они на фронт позже — в холодном декабре. В связи с ухудшением погоды возник вопрос: вернуть эскадрилью Бабурова обратно или дать «добро» на продолжение перелета в сложившихся условиях? Решение Дорохова было однозначным: перелет продолжать! И когда о своем решении он докладывал командиру дивизии полковнику Лебедеву, то на тревожный вопрос последнего — долетят ли, уверенно ответил: «Долетят! Там же штурман Янин!»

…Курляндская группировка фашистских войск была зажата войсками 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов между Либавой (Лиепаей) и Тукумсом. Сильно укрепленная линия обороны противника проходила по лесисто-болотистой местности, позволяющей в осенне-зимнюю прибалтийскую слякоть хорошо маскировать и войска, и боевую технику. Очевидно и поэтому наши войска в этих местах несли неоправданные потери от артиллерийских батарей противника при попытках его атаковать. Скрытые позиции вражеских батарей почему-то было затруднительно обнаружить средствами наземной разведки. Вот, наверное, поэтому полку была поставлена задача: 23 декабря 1944 года обнаружить и бомбардировать вражескую артиллерию на участке фронта севернее латвийского городка Скрунда. Очевидно, аналогичные задачи ставились и другим авиационным частям, действовавшим в этом районе.　

Ответственность за выполнение задачи возлагалась на Бабурова и Янина, поскольку сам Дорохов, и Салов, и Еремин посчитали, что выполнить ее можно тогда, когда в ведущем полковую колонну экипаже будет опытный в визуальной ориентировке штурман. А опытней и удачливей Янина в таких делах в полку не было.　

Перед вылетом Дорохов вызвал их — и Бабурова, и Янина — на КП. Поздоровался. Поинтересовался, как самочувствие. Спросил, понимают ли, какая ответственность на них ложится: надо найти артиллерийские позиции противника, бомбардировать их, а так как они могут находиться вблизи линии фронта, — не допустить поражения бомбами своих войск. Попросил показать маршрут полета и район поиска на штурманской пятикилометровке, доложить, какой маневр намечено выполнить для отыскания и поражения цели.　

Внимательно выслушав бодрые и уверенные ответы Бабурова и Янина, обратился к находящемуся тут же Еремину:

— Как, штурман, правильно они все продумали?　

Тот кивнул головой:　

— Правильно. Они все вопросы выполнения задачи со мною утрясали.　

— Ну, добро, — удовлетворенно закончил разговор Дорохов. Потом, будто что-то вспомнив, доверительно произнес: — Ты уж, Михаил Дмитриевич, — редко кого он называл по имени и отчеству. — Ты уж, Михаил Дмитриевич, постарайся найти эти треклятые пушки. И из дивизии Лебедев звонил, и из армии требуют — никак не могут их найти и уничтожить, задерживается наше наступление…　

…И вот — полк в полете. Мы — над территорией, занятой противником. Видна линия фронта. В этом районе она проходит как раз по реке Вянта, повторяя ее причудливые изгибы, четко различается по кустарникам, буйно окаймляющим берега реки, и по трассам зеленых ракет, которыми, завидев краснозвездные самолеты, наземные войска обозначают свой передний край. Где- то здесь, севернее чернеющего грязным пятном под нами