Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль

к своим домам. Несколько нанесенных поблизости бомбовых ударов заставили нас остановиться в поиске укрытия. Затем, чуть позже, мы стали искать возможности для того, чтобы снова собраться вместе, для чего назначили время, когда мы снова отправимся в дорогу.

На железнодорожной станции находились два длинных поезда, переполненные беженцами, которые были готовы отправиться в путь. Бедные пассажиры наблюдали за результатами авианалета и прикидывали, что может остаться от их города, если самолеты снова вернутся.

– Давайте наконец уедем отсюда, чтобы не оставаться на рельсах, где мы беззащитны перед падающими бомбами. Хватит уже этого утомительного ожидания.

– Отправимся ли мы уже, наконец?

– Мы что, хотим взлететь над Вислой?

– Где сейчас русские?

– Вы действительно не можете или вам просто не разрешают ничего нам говорить?

– Почему вы не даете нам никаких гарантий?

– Правда ли то, что русские уже совершали военные преступления?

Нескольких из тех, кто задавал эти вопросы, покидая свои дома, я знал лично. Я постарался покинуть их как можно скорее. Они ничего не могли увезти с собой: только немного продуктов и самое необходимое из одежды.

Я попытался добиться телефонного разговора со своей семьей, но все мои попытки были тщетны. До дома было напрямую всего 22 км, но телефонная связь была нарушена, и я не смог даже найти подходящий штаб, где у меня были бы знакомые. Я находился в конфликте с самим собой: может быть, мне следовало просто, воспользовавшись возможностью, сбросить мундир и отправиться домой к жене и детям? С одной стороны, я владел всей информацией о сложившемся положении во всей его сумасшедшей неприглядности. Однако, с другой стороны, существовала опасность, что я все равно никого не найду дома, и тогда мое дезертирство окажется бесполезным.

Нет и еще раз нет! У меня есть долг, и я не могу просто так бросить товарищей в трудный час. У нас есть свой счет к Иванам, и нам следует рассчитаться с ними.

Мы прибыли к месту назначения в Г(уттштадт), который оказался переполнен войсками различных дивизий и корпусов, но в котором не оказалось ни одного человека из нашей части. Поскольку здесь меня знали, нам предоставили место для размещения, где мы хорошо отдохнули, сформировав собственное небольшое подразделение (это произошло в О(ртельсбурге). Всего три человека стали отдельным подразделением. Я припарковал грузовик в свободном месте, где обеспечивалась хорошая маскировка.

У нас было более чем достаточно продуктов. Глава местных гражданских чиновников, местный глава района и бургомистр вскоре стали у нас постоянными визитерами, и наше жилище быстро превратилось в какую-то контору, куда все приходили, чтобы встретиться с ними. Здесь бывали фермеры, беженцы и большее, чем это необходимо, количество снабженцев. Все они с удовольствием и очень охотно выполняли мои распоряжения, поскольку знали, что, в отличие от «нормальных» чиновников, я решаю проблемы быстро и тут же, на месте. Другая часть «административного аппарата» представляла собой всего лишь группу суровых стариков фермеров, с которыми я был хорошо знаком. Они потеряли связь со всеми вышестоящими инстанциями, но продолжали даже при данных обстоятельствах упрямо настаивать на выполнении приказов и инструкций, которые давно потеряли смысл и легитимность.

Народ здесь тоже оказался просто глупым. Даже после всех выпавших на их долю испытаний эти люди продолжали с беспокойством интересоваться, не сделали ли что-то не так и как избежать в таком случае ответственности. Мне удалось сохранить то доверие людей, которым я пользовался и прежде, поэтому на несколько дней и ночей мне пришлось стать центральной фигурой в Г(уттштадте): я стал наиболее часто разыскиваемой фигурой в городе, эдаким гражданским управляющим. Когда однажды меня все же отыскал погруженным в ворох дел командир нашей дивизии, он был более чем удивлен, особенно с учетом того, что кто-то сообщил ему о моей гибели. Мы шумно отпраздновали мое возвращение, а инцидент с моей жизнью гражданского лица был благополучно забыт[44].

Мы изучали карты и обсуждали планы развертывания войск. С того времени, когда я последний раз слышал новости, ситуация еще более изменилась. Было похоже на то, что движение фронтов на какое-то время остановилось, и обе стороны вели яростные бои. Планировалось направить фольксштурм на оказание поддержки регулярным войскам с целью укрепить их позиции на особенно уязвимых участках, после чего использовать нас по мере необходимости.

С одобрения представителей регулярных войск[45] нас должны были подчинить какой-либо части из Abschnitt[46].

Уже был наготове посыльный с приказами для подразделений, разбросанных на довольно обширной территории. Наконец мы могли начать выдвижение в сторону переднего края.

Моей задачей стало обеспечивать доставку боеприпасов и создать склады, используя для этого несколько грузовых автомашин и несколько групп мобилизованных возчиков с телегами на конной тяге. Но пока мы занимались планированием, появился крайслейтер[47] (лицо, занимавшее высшую политическую должность, самый влиятельный политический деятель района), который попросил помощи в эвакуации людей из прифронтовых населенных пунктов. Я сразу же отправился выполнять это поручение.

В О. я получил некоторые подкрепления в виде дополнительных грузовиков с сопровождением. Наша колонна пробиралась к фронту через закрытые для движения городки по тщательно затемненным улицам. Попутно мы собирали людей, которые предпочли выжидать и оставаться на месте до последней минуты. В жилых домах мы находили тех, кто был слишком стар и слишком слаб, чтобы эвакуироваться самостоятельно, или кто опоздал к последнему поезду либо просто не пожелал уехать.

Насколько позволяло наличие места, мы набирали в грузовик людей с минимальным багажом, а потом доставляли их до ближайшей железнодорожной станции. Во время поездки наши пассажиры обращались с многочисленными требованиями к водителям или взывали к нашему «человеколюбию». Водители были совершенно измотаны длительной дорогой в темноте с многочисленными препятствиями на ней. А нас точно так же выматывало чувство ответственности за пассажиров. Но еще сложнее было довольно часто принимать порой безжалостные решения, например, выбирать, оставить ли 81-летнего старика, хуже того, если возникнет такая необходимость, оставить всю семью.

У нас не хватало времени для того, чтобы отвезти в безопасное место всех. Русские могли появиться здесь в любую минуту. Мы никак не могли верно оценить обстановку, исходя из сбивчивых, противоречивых слов наших солдат. В любом случае единственно правильным было то, что мы буквально вырывали из рук русских своих последних гражданских.

Мы очень скоро прониклись настоящей ненавистью к преступно безответственной пропаганде, а также к полному провалу в организации дела. Бедные наши люди могли бы спокойно и с комфортом уехать отсюда, если бы кому-нибудь в голову пришла мысль организовать это несколько недель или даже несколько дней