Шак Непобежденный. Автобиография настоящего монстра НБА - Шакил О’Нил

Он был родом из Нью-Джерси, а его отцом был супер Джон Уильямсон, серьезный боллер, поигравший в NBA. Я всегда думал, что и Мо станет профессионалом. Однажды в старшей школе он набрал сто очков за игру. Но я думаю, что его не замечали из-за присутствия Криса.

Мо был мне как старший брат. Он показал мне, куда можно ходить, а куда нельзя. Я понятия не имел о том, что такое колледж, поэтому он провел меня через процедуру регистрации. Он сказал мне: «Тебе нужен этот преподаватель и этот урок, а еще ты должен разобраться с расписанием, чтобы в понедельник, среду и пятницу у тебя были занятия по утрам. Начинай в семь тридцать утра, чтобы освободить себе остаток дня». Все советы были замечательными, кроме того, про 7:30 утра. Слишком рано для меня. Мне нужен был мой раннеутренний сон.

На первом курсе меня спустили с небес на землю. Я-то думал, что я – мужик. Но, приехав в ЛСУ, я осознал, что там каждый был мужиком. Все там получали стипендию, поэтому мне пришлось откатиться к стартовым нулям. Мне предстояло столько всего познать о баскетболе как игре. В одной из первых двусторонок с участием игроков нашей команды Стэнли раз за разом забивал через меня, пока я пытался его опекать, и тренер орал мне: «Шак, трехчетвертуй его!»

Я понятия не имел, о чем он говорит, но мне было слишком стыдно сказать ему об этом. Поэтому я в ответ данкал через Стэнли, думая, что это все компенсирует. Но Стэнли выскользал и быстро уворачивался от меня, так что тренер снова начал орать: «Трехчетвертуй его!» Наконец я остановился и сказал: «Тренер, я не понимаю, что вы имеете в виду».

Тренер Браун был очень терпелив со мной, но он с самого начала принялся наседать на меня из-за моих проблем со штрафными. Он все время повторял мне, насколько это важно для большого – уметь бросать штрафные.

Как-то раз тренер Браун подошел ко мне на тренировке и сказал: «Знаешь, что я собираюсь сделать? Я собираюсь заставить тебя бросать снизу вверх. Рик Бэрри, член Зала славы, был лучшим в этом деле».

«Тренер, – взмолился я, – пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста, не заставляйте меня делать эти бабулины броски. Это унизительно».

Я очень не хотел бросать штрафные так. Когда я был ребенком, кто-то предложил попробовать со мной такой подход, но Сержант сразу сказал мне, чтобы я забыл об этом. «Так бросают только слюнтяи», – сказал мне отец.

Тренер Браун сказал: «Ладно, я скажу тебе, что собираюсь сделать. Мы будем вести учет твоих штрафных бросков каждый день, отдельно от команды. Каждый день к тебе будет приставлен тренер, ассистент тренера или менеджер, которые будут следить за корзиной. Если продолжишь практиковаться и научишься бросать с результатом в 70 % или выше, я позволю тебе бросать их так, как ты бросаешь».

Перед началом сезона я бросал на 72 %, но как только начались игры, мой процент реализации упал до 56 %. Во многом причина была ментального характера. Если я хорошо себя чувствовал, я попадал; если нет – без шансов. Я никогда не мог почувствовать себя комфортно, находясь на линии штрафного, хотя у меня была привычка точно бросать важные штрафные, когда эти очки были действительно нужны. По ходу турнира мы, к примеру, играли с Технологическим университетом Джорджии, и мне удалось тогда забить 9 из 12 бросков с линии. Почему? Я не знаю.

Я не выходил в старте первые четыре игры сезона, потому что, как я думаю, тренер Браун переживал из-за того, что люди ожидают от меня слишком многого. Но как только люди увидели мою игру, они сказали: «Ладно, похоже, этот пацан действительно серьезно настроен стать великим».

Под этим они подразумевали то, что я не был как Стэнли.

Оглядываясь в прошлое, я осознаю, что во многих отношениях именно Стэнли сделал меня тем, кем я являюсь. Было здорово иметь рядом кого-то, кто был лучше меня. У него было все – девушки, деньги, машины. Все его любили. Но ему помешала его любовь к вечеринкам. В тот день в подземелье, когда я погнался за ним с мусорным баком, у Стэнли было похмелье. Он пришел на тренировку, чтобы пропотеть и тем самым вывести алкоголь из организма. Я думаю: «Представь, насколько хорош он был бы, если бы не тусовался где-то всю ночь».

Я не выпивал, а увидев, что выпивка делает со Стэнли и некоторыми другими парнями, укрепился во мнении, что никогда не стану выпивохой.

У меня была масса и других способов развлечься.

У меня был Ford Bronco II. Не ахти какая машина, но я мог максимально отодвинуть водительское сиденье назад и влезть, а еще поставил туда свои колонки, чтобы грузовичок качало от музыки. Я врубал музыку так громко, что машину трясло.

Как и в любом другом месте, где я оказывался новичком, я много шутил и перед каждой тренировкой устраивал брейк-данс посреди площадки. Это всех расслабляло. Когда я переехал в свою комнату в общежитии, я установил там собственную маленькую студию с вертаком и микшерным пультом, чтобы можно было читать рэп. Парням очень нравилось. А вот соседям не слишком. Мне постоянно стучали в дверь, требуя убавить громкость.

С командой мы много веселились. У нас была привычка путешествовать стаей. Несколько парней собрались вместе, и мы стали называть себя данк-мафией, потому что и я, и Шон Григгс, и Вернел Синглтон – все умели заколачивать данки. Мы приходили на вечеринки студенческих братств, выстраивались в шеренгу со мной во главе и исполняли наш танец данк-мафии. Мы делали вид, будто бросаем джамп-шотами, потом раскачивались то в одну сторону, то в другую, а потом «делали данк».

Все в кампусе любили этот танец. Прошло совсем немного времени, а меня уже знал там каждый. Я каждый день заводил новых друзей. Я любил колледж. Я хорошо вписался в ЛСУ.

ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ НА СВОЕМ МЕСТЕ.

Я также знал, что мне нужно хорошо учиться, иначе мой отец прибьет меня. Хуже того, моя мама будет разочарована во мне, а я никогда не хотел ее разочаровывать.

На первом курсе я ходил на лекции по публичным выступлениям, потому что немного нервничал из-за них, ведь у меня были некоторые проблемы с заиканием. Я попросил тренера Брауна критически оценить мое выступление. Я произнес свою речь, а потом спросил у него: «Вы могли бы прийти в аудиторию, когда я буду произносить ее там?» Он ответил: «С радостью, Шакил». На следующий день