Эдвард Радзинский - Последний царь

Ознакомительный фрагмент

Да, к ужасу друзей нового императора… Николай и Аликс танцевали на этом балу.

И по-прежнему неотступно рядом с Николаем – великий князь Сергей Александрович: Москва уже прозвала его «князь Ходынский».

Зато в следующие дни…

«19 мая в 2 часа поехали с Аликс в Старо-екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, где лежали несчастные, пострадавшие вчера…»

«20 мая… В 3 поехал с Аликс в Мариинскую больницу, где осмотрели вторую по многочисленности группу раненых…»

Он щедро жертвует на пострадавших. Но страна отметила только одно: «Поехали на бал к Монтебелло». Мать была права.

Существует такое понятие: царский характер. Это сумма качеств, которая должна производить впечатление мощной воли. У Николая этого не было. «Рыхлая жалость», «паралич воли» – так говорили о нем одни. Другие возражали – коварен. На самом деле он был упрям… Его трагедия: будучи упрямым, он не умел сказать четкое «нет» в лицо просителю. Он был слишком деликатен и хорошо воспитан для грубой определенности. Вместо отказа он предпочитал промолчать. И, как правило, проситель принимал молчание за согласие. Николай же лишь выжидал следующего, который разделил бы его точку зрения.

И тогда тотчас принимал решение. В результате первый проситель, принявший молчание за согласие, клял коварство Государя. Именно так было в истории с Кшесинской. Когда мать и министр вычеркнули имя балерины из коронационных торжеств, он промолчал – не мог обидеть мать. Но он ждал. И когда его дядя Владимир пришел просить за Матильду, Николай тотчас же согласился. Такая же история была с Ходынкой. Это он сам, понимая состояние Аликс, решил продолжить праздник, но не посмел возразить своей матери. А потом как бы уступил требованиям Сергея Александровича. Но легенда о его безволии была создана, и она пройдет через всю его жизнь. «Нецарский характер» с самого начала слился с его образом.

Он назначил следственную комиссию и во главе ее поставил графа Палена, протеже вдовствующей императрицы.

Но тут же последовал контрудар. Владимир и Павел, дяди царя, сообщили, что немедленно покидают двор, если Сергей Александрович пострадает в результате следствия.

Безопасный ультиматум: они знали – им не придется подавать в отставку. За спиной была Аликс.

В это время деликатный Ники без устали раскланивался в противоположные стороны, пытаясь всех примирить: доклад Палена исчез в недрах архивов. Но зато обер-полицмейстер Москвы, человек великого князя Сергея Александровича, был уволен. Но зато сразу после Ходынки, к ужасу матери, он отправляется в имение «князя Ходынского» – в Ильинское.

Он не хотел быть царем, он не хотел огорчать мать, он не хотел, чтобы были убитые, он не хотел, чтобы Аликс печалилась… И все это случилось.

Праздник убиенных

(Продолжение дневника молодого царя)

И сейчас под Москвой осталась эта широкая аллея с вековыми деревьями, ведущая в усадьбу, в знаменитое Ильинское. Остались столетние липы в парке и старинная церковь.

«3 июня. День свадьбы дяди Сергея и Эллы».

Шумно отмечали этот день в Ильинском… Дети бегали по усадьбе. Это было новое поколение Романовской Семьи.

Заканчивался XIX век, и уже незримо возводились декорации нового страшного века, и на сцену выходили его действующие лица…

Один из Романовых XX века: пятилетний мальчик в бархатных штанишках. Это Дмитрий, сын младшего брата Александра III – великого князя Павла. Он был рожден здесь, в Ильинском, и стал причиной гибели своей матери.

Это случилось еще до брака Николая с Аликс.

И ныне с вершины холма к Москве-реке спускается эта тропинка. На реке можно найти полуразвалившиеся мостки. Вот сюда, к мосткам, жарким летом 1891 года, радуясь солнцу и утру, сбежала молодая женщина – греческая королевна Александра, жена великого князя Павла.

Когда она садилась в лодку, начались преждевременные роды. Вскоре в усадьбе лежало обряженное тело мертвой Александры. Но мальчик появился на свет. И остался жить. Его нарекли Дмитрием.

Как удивительно сложатся судьбы у всех, кто сейчас собрался на праздник в Ильинском. И страшно.

Отец Дмитрия, великий князь Павел, будет вскоре выслан из России. После смерти Александры у него – скандальный роман с женой адъютанта великого князя Владимира. Павел решит на ней жениться. Но вдовствующая императрица будет неумолима. К ней придется присоединиться братьям Павла – Сергею и Владимиру. Это первый скандал в Романовском Семействе, который придется судить бедному Ники. Николай вынужден будет выслать из России «милого дядю Павла».

Но сын Павла Дмитрий останется в России и вместе с сестрой будет воспитываться в семье Сергея Александровича и Эллы.

У этой пары не могло быть своих детей, и всю свою нежность Элла и Сергей Александрович обратили на Дмитрия и его сестренку.

В дни революции 1905 года у Большого театра встанет с бомбой эсер Каляев. Все рассчитано: вот засветились в метели яркие фонарики кареты великого князя, и Каляев с бомбой бросился наперерез карете и… увидел в карете вместе с Сергеем Александровичем Эллу и детей! Каляев не посмел бросить бомбу. Идиллический террорист идиллического XIX века! Но в другой раз, когда Сергей Александрович поедет один, Каляев не промахнется…

После убийства мужа Элла посвятит себя созданию монастырской обители, и Дмитрий будет жить у другого родственника – у царя Николая II. «Папа и мама» – так он будет называть Ники и Аликс. Дмитрий даже станет женихом старшей дочери Николая Ольги, которую сейчас вынесла кормилица, и она таращит глазенки на мальчика.

И Николай всегда будет любить этого красавца и франта. В нем будет все, чего никогда не было в самом Ники: Дмитрий – истинный гвардеец, дуэлянт, сердцеед, кутила.

Николай не отдаст ему Ольгу, но сердце отдаст. И в тобольское заключение Николай возьмет с собой письма любимца – насмешливые письма юного повесы: «Дорогой дядя. Я страшно, страшно благодарен тебе за твое милое письмо. Я был так доволен получить его, что почтил его вставанием. И во все время его чтения почтительно стоял, согнувшись пополам. Ужасно рад, что вы приезжаете сюда – уж очень хочется вас видеть… Воображаю шляпу, которую моя сестра (Ольга. – Э. Р.) напялила себе на свою породистую голову… Еще раз благодарю за письмо. Над твоим я много посмеялся, но все-таки из почтения пустил свой смех на букву «э»: «хэ-хэ-хэ», а не «ха-ха-ха»… Ну а засим крепко обнимаю тебя, ручки тети покрываю сладострастными поцелуями и прошу ее не забывать своего «сына»…»