Таежный тупик. Странствия - Василий Михайлович Песков

ферм»). Дело, как пишут, не только в средствах. Земледелец должен «сменить и голову». «Преуспевающий фермер сегодня не столько земледелец, сколько бизнесмен», – сказал бывший министр земледелия США Клиффорд Хардин. Иначе говоря, человек не только должен знать до тонкостей свое дело на пашне или на скотном дворе, но обязан знать также и все тонкости рынка, быть оборотистым и беспощадным к более слабому соседу. Это крупный капиталист на земле. Это «директор предприятия» вместо прежнего, возможно и очень искусного, «кустаря». Его прибыли – десятки, сотни тысяч и даже миллионы долларов в год. Знакомый нам Гарст из Айовы – фермер такого ранга. Именно таких оборотистых людей в первую очередь и с готовностью финансируют банки. Удел же большинства – разорение. Ферма идет с молотка. Молодежь – в город. Старики (дожить) ищут угол в каком-нибудь маленьком городке. Кое-кто, продав землю, остается на ней батраком, работая на вчерашнего соседа или на корпорацию, протянувшую свои щупальца к земле из города. Кое-кто ищет выход, приспосабливая землю для отдыха приезжающих из города.

Шестьсот тысяч разорившихся фермеров каждый год покидают землю и уезжают в город. Земли «семейных ферм», на которых нередко в течение нескольких поколений трудились Миллеры, Смиты и Джонсоны, не всегда, однако, попадают в руки более удачливого соседа. Агробизнесом в США последние годы занимаются фирмы, корпорации и компании, весьма далекие от земли, но имеющие деньги для «конвейера на земле». Вот примеры. Земледелием занимаются: компания «Боинг», производящая самолеты, машиностроительный концерн «Кайзер индастриз», нефтяная монополия «Гетти ойл», «Интернэшнл телефон энд телеграф». Список может быть очень длинным. Нередко компания прибирает к рукам всю цепь производства продуктов – от поля и грядки до магазина. Так, фирма «Теннеко» пашет собственную землю, удобряемую и опыляемую химикатами из собственных химических производств, использует собственные тракторы, которые заправлены горючим из собственных нефтяных скважин и собственных нефтеочистительных заводов. Продукты обрабатываются, распределяются и упаковываются филиалами «Теннеко». «Теннеко» занимается также «разведкой нефти у берегов Юго-Восточной Азии, она – крупнейший в мире транспортировщик природного газа и строит два атомных авианосца…» (журнал «Рэмпартс»).

Может ли устоять перед такой всепожирающей махиной знакомый нам Миллер со своей попыткой помочь делу продажей яиц вразнос? Нет. И это сильно беспокоит американцев.

Беспокойство вызвано, однако, не только тем, что в драматическом положении оказалась «семейная ферма» – основа многих устоев и традиций в Америке. Сам продукт, идущий на стол от земли… Он давно уже стандартизирован. И все же с мелких ферм он поступал в более разнообразных видах и не всегда «на сто процентов» пропитанный химикалиями. Агробизнес же весь доход строит как раз на предельной химизации и стандартизации производства. И сам контролирует все процессы от посева и до стола. Конвейерное производство принуждает собирать овощи недозревшими, а товарный привлекательный вид им придают с помощью химических ухищрений. Это касается всего: от фруктов до мяса и хлеба. Румяное яблоко! Не обманывайтесь. В нем уже нет того, чему полагается быть в яблоке. Оно могло пролежать два года. Сохраниться ему помогло какое-то минеральное масло. Ослепительно-белый хлеб («может храниться несколько лет»). Но белизну (и вкус ваты) ему придает обработка муки трихлоридом азота…

Из двадцати тысяч химических веществ, внедренных в пищевую промышленность США, лишь сто пятьдесят признаются безвредными. Журнал «Рэмпартс» категоричен: «Пища, которой нас кормит агробизнес, отравлена… Это дьявольская стряпня».

Часть фермеров пытается приспособиться к переменам – выращивает продукцию без применения химикатов, требуя за нее и более высокую плату. Это условие для многих американцев приемлемо. И это поддерживает некоторые мелкие семейные фермы. Но в целом процесс перемалывания и поглощения мелких хозяйств более крупными, продуктивными нарастает.

Отлучение традиционного земледельца от земли влечет за собой проблему со многими гранями. Агробизнес не заботится о земле так же, как заботился земледелец, на ней выраставший.

Тотальная химизация катастрофически разрушает живую природу и саму почву.

Наконец, потоки людей в города усложняют и без того жгучие проблемы городской жизни. В разговоре с нами на эту тему заместитель министра внутренних дел Рид Натаниэл сказал: «Я лично считаю: надо всеми средствами удержать людей на земле. Надо им платить, только пусть остаются. В городах многим из них все равно приходится платить как безработным или по бедности. Надо это делать, оставляя их на земле».

Так человеческие проблемы выглядят в общем широком плане. А сколько трагедий можно увидеть, если приблизить глаза к жизни отдельной фермы, одной из двух тысяч, которые терпят крушение еженедельно! В штате Миннесота случай помог увидеть одну из этих человеческих драм.

Ремонтировали дорогу. Сунув флажок за пояс, белокурый, высокого роста регулировщик снял ковбойскую шляпу и, выбив из нее пыль ударами по колену, направился к нашей машине.

– Мне через пять минут сменяться. Не подвезете до фермы?..

Попутчик он оказался веселый – подтрунивал над собой, а несколько шуток московской закваски привели его прямо в детский восторг.

– Женаты?

– Женат…

И тут, чувствуем, температура веселья сразу понизилась.

– Живем врозь. Она в городе. А я вот так: на дороге с флажком, и ферма тоже рук требует…

Зайти на ферму Фил пригласил нас больше из вежливости. Но мы не отказались. На стол под вязом белокурый потомок шведов принес банки с пивом, кувшин молока, вытряхнул из пакета в пластмассовое корытце соленых орешков. За разговором, кидая воробьям крошки, мы просидели у Фила до темноты. В машине начатый шутками разговор обернулся неожиданной исповедью человека, которому надо было кому-то излиться.

– Вкалываю шестнадцать часов в сутки. И знаете, у соседей слыву бездельником. Это потому, что в воскресенье бросаю все к чертовой матери и еду на озеро с удочкой. Другие и этого себе позволить не могут.

Хозяйство у Фила скромное. Дом, обитый крашеной рейкой, с зеленого цвета крышей. Сарай для сена. Силосная башня. Коровник. На склоне холма загон. На лужайке у дома алебастровый петушок и два колеса от старой телеги для украшения.

Мы похвалили порядок на ферме. Прошли за постройку, откуда виднелся обширный луг с опушенным зеленью ручейком.

– Это все уже не мое, – вздохнул Фил. – Пятнадцать лет стремился хозяином стать. И вот теперь, можно сказать, батрак…

Ферма сильно задолжала банку и кредитной конторе. Пытаясь поправить дело, Фил поддался уговорам земледельческой корпорации. И запутался еще больше.

– Теперь мое дело простое. Там, в городе, обо всем думают. Бидоны с молоком из сарая берут утром, когда еще сплю. Если в технике что – механика сразу шлют. Мне остаются сущие пустяки, – улыбается Фил, – вкалывай и своди концы с концами. На дорогу махать флажками от