Анатолий Черняев - Совместный исход. 1974

Стриптиз в «Доме науки и культуры» - высотном доме типа нашего на Котельнической набережной, построенного Сталиным в подарок Варшаве! Красивые девушки. Одна особенно хороша, трясла своими прелестями в двух метрах от Пономарева, сидевшего, естественно, вместе с членами Политбюро ПОРП на самом почетном месте. У Б. Н. давно заметна склонность к такого рода западным развлечениям. Но интересно, как укладывается в его ортодоксальном мозгу тот факт, что для лидеров наших братских социалистических государств - это нормальный вид вечернего, праздничного отдыха и что в условиях «развивающегося» социализма в Польше, Венгрии этот бизнес получает все большее распространение.

В Варшавских магазинах, в отличие от наших, есть все! Любого качества - от похожей на нашу ширпотребную дрянь до лучших образцов на уровне Запада, в том числе польского происхождения. Но стоит это фантастически дорого. Может быть это и не дороже, чем у нас., но у нас это имеется только в закрытой для публики секции ГУМ'а.

3 ноября 74 г.

В пятницу Б. Н. пригласил меня на беседу с Куньялом. Присутствуешь при том, как творится история. Это человек, от которого очень много сейчас зависит и не только в Португалии. Смущаясь и торопясь, излагал Пономареву, как на исповеди, что происходит, кто есть кто, как он собирается действовать и на что рассчитывает.

Б. Н. на этот раз очень косноязычно поучал его, как спасать и двигать революцию: знать, что происходит в армии, иметь свою разведку (при ЦК партии), поставить дело охраны лидеров (можем дать для пяти-шести человек соответствующее оружие), ну и за ЦРУ следить.

Помню, как в 1962 году, когда Куньял только что бежал из тюрьмы и приехал в Москву, покойный ныне Терешкин пригласил меня на беседу с ним. Думал ли я тогда, как все повернется. Думал, наверно, о безнадежности его дела и о героизме его самого. Сам он произвел тогда сильное впечатление, но был подавлен. И вот - во главе революции.

8 ноября 74 г.

Скучный день. Вчера был на параде. Шел все время дождь со снегом, весь промок и был, конечно, без шапки. И вообще. даже на фоне наших референтов я выгляжу, должно быть, затрапезным, в стареньком сером пальто и дешевых ботинках. Спасает умение носить вещи. И всегда появляется недоумение: почему люди (те же референты), которые получают на 70 рублей меньше меня, одеты лучше и выглядят более состоятельными. Не будь заграничных поездок - не было бы приличной одежды! Откуда у людей лишние деньги? А вернее - почему у меня никогда нет никаких лишних денег?

На трибунах было необычайно много народу. Не помню такого. Не протиснешься. В речи Гречко впервые отсутствовал знаменитый оборот: «однако силы империализма продолжают угрожать, поэтому мы будем и впредь.» Эта тема сделана элегантнее. И кроме того, он залез не в свою тему, впервые на таком уровне заявил, что в условиях разрядки классовая борьба разворачивается сильнее.

Кончился парад. Ждут все появления демонстрантов. А их нет и нет. Потом из-за Исторического музея появились поливальные машины. Демонстрация была отменена после того, как демонстранты с 7 утра мокли под дождем и уже продвинулись к Красной площади. Сделано, должно быть, под предлогом «заботы о людях».

Потом был прием во Дворце Съездов. Обычно я не хожу туда. На этот раз меня уговорил Джавад, мол, чтоб повидаться с австралийцами (приехал Кленси, председатель СПА) и отделаться от них на все праздники. С Кленси я действительно пообщался. Подгорный произнес скучную речь. И вообще начальство через полчаса удалилось. Заслуживали внимания: Марта Бушман, австрийская красавица из ФРГ; Арбатов с женой, которая блистала среди академиков. Скоро очередные выборы, а Арбатов один из знатных претендентов. Александров-Агентов, обрядившийся в дипломатический мундир со всеми медальками и орденом Ленина. Несмеянов, бывший ректор МГУ, бывший президент Академии наук, которому стало дурно и его вынесли, что, впрочем, не произвело никакого впечатления на окружающих.

Вечером был в гостях у школьного друга Феликса. Там были и другие школьные друзья. Удивительное это явление. Как далеко мы разошлись в жизни, и как много у каждого было возможностей обзавестись интересными друзьями и средой. И эти возможности не раз становились реальностью. И тем не менее осталось что-то такое, что неодолимо тянет нас друг к другу.

15 ноября 74 г.

Неделя очень насыщенная. Приезжали поляки и венгры, чтобы «согласовать» план Подготовительной встречи в Будапеште. Вся работа уложилась в два-три часа в кабинете Загладина. Вечером их принял Б.Н., но это - протокол.

На 16-19 декабря намечена сама встреча.

В понедельник Суйка и Хорн съездят в Рим, согласуют пригласительное письмо и все закрутится.

Б.Н. сегодня согласился, чтоб я съездил на 2-3 дня в Лондон «поработать» с Уоддисом, пообещав ему включение в Рабочую группу по подготовке документов конференции. Но при этом он так отредактировал мою телеграмму, что спесивые англичане не захотят меня принимать.

Приятные встречи по поводу проводов с поляками, и особенно с венграми. Умный и молодой народ: Берец - зав. отделом ЦК ВСРП, 44-х лет. Ни у тех, ни у других (в отличие от чехов и болгар) ни тени подобострастия, заискивания. И вместе с тем то, что на «интернационалистическом» языке называется - «полное взаимопонимание». Они горды, а венгры даже надменны в делах и при том очень дружелюбны, хотя и язвительны в общении.

Б.Н. устроил разнос по поводу написанной ему еще до праздников статьи в ПМС (к 30-летию социалистической системы). Причем, как это обычно с ним бывает, «забыл», чему учил меня при подготовке статьи и «ругал» как раз за то, что было результатом его прямых желаний. А, кроме того есть жизненное правило:

- первый вариант всегда надо отвергнуть, чтоб «поработали» еще и не зазнавались;

- надо показать, что до его личного вмешательства может быть создано только говно. И т.п.

Но поскольку его воспринимаешь и как человека, с которым в общем-то в довольно товарищеских отношениях столько лет, - я опять взбеленился. И главным образом из-за того, что он все больше и больше теряет всякий стыд и открыто, не стесняясь кричит на людей, которые написали ему его авторскую статью. Не советуется, не просит поучаствовать, помочь, не ссылается на собственную занятость (т.е. не извиняется косвенно), а требует, как будто речь идет о служебной бумаге. И он уже и в душе считает нас обязанными по службе писать ему доклады и статьи. Искренне расценивает наше рвение в этом деле, как проявление партийности, как служение партии.

Я, правда, поостыл, потому что он очень долго говорил свои глупости. Тем не менее я был в ответ довольно груб и прям.

Потом (через день) он давал понять, что «переборщил». Однако новый вариант мы ему сделали. И сейчас в лифте (уходя столкнулись в коридоре, и он меня пригласил в свой персональный лифт) говорит: «Это много лучше».