Ивлин Во - Из дневников. 20-30-е годы

Назавтра, после обильнейшего завтрака, отправились в семь утра охотиться на выдру. Мистер Фишер был в бриджах и в костюме из фланели с медными пуговицами и розовым воротником. Он, я и все остальные мужчины вооружились длинными, заостренными на конце палками, женщины — фотоаппаратами. На мосту встретились с несколькими косматыми собаками, и охота началась. Дело было поставлено ничуть не лучше, чем у бедного мистера Глида в Астон-Клинтоне. Первостепенную роль играли два человека — очень толстый старик, одетый в точности так же, как мистер Фишер, плюс розовый жилет, и молодой человек по имени Джек с трубой и хлыстом. Джек не желал делать то, что ему говорил старик, а собаки не желали делать то, что им говорил Джек. Некоторое время мы шли вдоль реки (называется Дервент), как вдруг собаки хрипло заревели, как морские львы, и все мужчины бросились в реку, за исключением Мастера, который, пританцовывая на берегу, кричал: «Запускайте собак!» Джек попытался выкопать яму, но, пока он копал, собаки, сгрудившись вокруг, забрасывали лапами яму быстрей, чем он ее выкапывал. Потом наступила долгая пауза, и мы опять двинулись по берегу реки. Затем раздался еще один резкий звук, и Джек зашел в воду так глубоко, что виден был только конец его трубы. К величайшему восторгу дам с фотоаппаратами, выдра была поймана, после чего дамы «засняли» самые варварские детали и, вслед за собаками, были вознаграждены кусками мяса окровавленной выдры. Потом мы двинулись дальше, пока Мастер не устал, а Джек не свалился в реку, повредив колено. Тогда мы сели в «форд» и, промокшие до нитки, пустились в обратный путь, подобрав по дороге глухого терьера.

После обеда поехали кататься на автомобиле; я, мистер Фишер, одна из тетушек Эффи, брат — тот, у которого свинка, и шофер по имени Томас. Повидали много озер, место, где творил Вордсворт, и очень валлийское озеро с пирсами, дамбами, променадами и тележками мороженщиков с надписью «Уиндермир». По возвращении играли в теннис; и Алан, и его отец играют хуже, чем я. Ужин, сигары, сон. <…>

<…> Утром, после завтрака, с час говорили про Грецию, а потом вместе с Аластером поехали на машине миссис Г. в Эдинбург. Совершенно обворожительный город. Раскинулся на противоположных сторонах долины, а посредине, внизу, проходит железная дорога. На одной стороне находится замок и древние развалины, на другой — протянулся ряд нарядных магазинов, образующих Принсес-стрит, у которой есть что-то общее с Бонд-стрит и одновременно с оксфордской Хай-стрит. Я пообедал, купил Эдмунду обломок эдинбургской скалы, а себе — длинный, кривой пастушеский посох, а также новую ленту на шляпу, к которой внезапно испытал отвращение, а заодно пропустил несколько стаканчиков в различных питейных заведениях города. Аластер купил мне отличную шишковатую трость из утесника с набалдашником, напоминающим череп. Мы покатались по городу, побывали в Национальной галерее, где половина всех картин — Ребёрна[115], а директор носит пелерину и треуголку. Встретили крошечную девушку, которая заговорила с нами на эсперанто.

Поужинали, до десяти вечера проговорили о Греции и об угольщике мистере Куке, до половины одиннадцатого читали газеты, после чего разобрали свечи и разошлись по комнатам. <…>

Мы переправились на пароме неподалеку от Форт-бридж и поехали в Макхоллз, где живет старая няня Аластера. По пути заехали в дом под названием «Тэннадайс» повидать леди Н. У нее густая борода, лысая собака, пьяный муж и педераст сын. С виду Макхоллз типичный валлийский город. Остановились в бывшем замке, а теперь пансионе, где не нашлось ни капли спиртного. Пансион забит гнусными маленькими мальчиками и девочками. Кормят преотвратно. В деревне только один паб, да и в том бармен — хам.

В воскресенье пообедали в машине сыром и шоколадом, покатали няню Аластера и выпили с ней чаю в ее коттедже.

<…> Во вторник под присмотром миссис Г. мыли машину. Занятие не из приятных: пришлось пользоваться кистями, губками и шлангом и, в довершение всего, выслушивать отборные ругательства, слетавшие с языка миссис Г. Обедали у Форбсов. Было очень вкусно, но уж очень хлопотно: все по цепочке передавали друг другу тарелки. Сэр Чарльз [дядя Аластера. — A. Л.] — довольно бессмысленный человечек крохотного роста; он еле жив; такие, как он, обычно в последнюю минуту лишаются наследства. Он все время что-то изобретает: то треугольные громкоговорители, то приспособление для зажигания спичек. Леди Форбс туповата, а ее сестра глуха как пень. А вот дочери Форбсов у себя дома выглядят симпатичнее, чем в Лондоне. После обеда таскали огромные камни, а потом нас повели осматривать замок, сад, за два года превратившийся в джунгли, и мрачного вида дом. Поднялись на башню, шли длинными, гулкими коридорами и вышли на воздух, продрогнув до костей. <…>

Ле Мортье, Сен-Симфорьен, Тур, среда, 25 августа 1926 года

Забыл, что за чем следовало в последние две недели. На следующий день после моей последней записи [четверг, 12 августа. — А. Л.] мы присутствовали на празднике в Лонахе. Нас, как могли, пытались уверить, что до отъезда Форбсов из Нью праздник отмечался иначе. Начался он с марша шотландских горцев. Раньше, насколько я понимаю, лаэрд[116] шел на Страту и, останавливаясь выпить в каждом доме, собирал своих людей, после чего вел их обедать обратно в Нью. В этом году участвовать в марше у сэра Чарльза не было сил, и он довольствовался тем, что сидел дома, тыкал пальцем в огромный дымчатый топаз и приговаривал: «Мистер Фолкнер Уоллес с удовольствием бы в нем сегодня покрасовался». Человек десять шотландских горцев, среди которых не было ни одного моложе пятидесяти, а многим перевалило за восемьдесят, прошли пешком от здания ратуши в Лонахе до паддока в Беллабеге. Они уныло тащились по дороге, волоча за собой копья. Все молодые люди, которые еще не эмигрировали в Америку и не подались в города, предпочитают вместо килтов носить дешевые, плохо сидящие костюмы из сержа. Продолжался праздник очень долго. Играли на свирели, пускались в пляс; танцевали в основном отвратительного вида дети, обвешанные медалями. В спортивных соревнованиях участвовали профессионалы из Абердина. Я видел, как они метали бревно[117], но не видел, чтобы кто-то его подхватывал. Сын Уоллесов, Аластер и я решили принять участие в беге с препятствиями, но перед самым забегом раздумали. <…>

В понедельник выехали рано. Все время шел дождь. В дороге Аластер и миссис Г. ссорились больше обычного, и мне хотелось только одного: выпрыгнуть из машины и вернуться домой на поезде. Доехали до гостиницы в местечке Киллин, где уже останавливались. Дождь шел по-прежнему. Пошли под дождем на какие-то твидовые фабрики; закрыты. Ужин. Сон. Беспросветный день. <…>

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});