Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев

Его пожирали амбиции. И он был готов пожертвовать всем, чтобы его имя было неразрывно связано с Аравией. Филби был человеком полным противоречий, что затрудняло его оценку. У него не было настоящих друзей, но было много врагов. Мало было тех, кто понимал, что это был человек, который не мог найти мира с самим собой. Он был предан Аравии, но был слишком европейцем, слишком англичанином, чтобы стать чистым аравийцем.

И прямо, и косвенно его жизнь была связана с героем нашего повествования — Фейсалом.

Абдель Азиз принял англичан в Эр-Рияде, несмотря на ворчание ихванов и улемов, недовольных появлением «неверных» в своей столице. Англичане подталкивали его на военные действия против Джебель-Шаммара. Но турки ему уже не угрожали. Помогать англичанам означало помогать его врагу Хусейну. Всю войну он избегал военных действий, продавая верблюдов и лошадей и тем и другим.

В 1917 г. Абдель Азиз был в расцвете сил. Воспользуюсь здесь портретом, сделанным Г. Армстронгом. Абдель Азиз был гигант с красивой головой, которая сидела на широких плечах. Он вел себя со спокойным достоинством, как человек, который привык, чтобы ему подчинялись, и который имел право требовать подчинения. У него были карие глаза, полные света. Хотя он часто скрывал свои чувства, глаза выдавали его настроение. Они были проникновенные и умные, когда он вникал в какое-то дело и присматривался к человеку, они были вежливые и улыбающиеся, когда он был доволен. Они были свирепые, когда он сердился.

У него был высокий и широкий лоб, его черты были твердо очерчены, крупный нос был такой, что в профиль он походил на нервного, энергичного орла. Короткие усы и коротко подстриженная борода. Он ходил широким шагом. Крупный и тяжелый для арабских лошадей, он тем не менее был великолепным наездником.

Он пользовался духами и не терпел грязи. Особенно он любил духи с запахом розы. Но он был очень чувствителен к неприятным запахам. Однажды в жаркий день он сидел с турецким пашой, обсуждая важные дела. А его гость перед этим ел чеснок и лук и курил. Эмир не выдержал, вызвал слуг, чтобы те благовонными курениями устранили неприятный запах в комнате. Когда гость ушел, Абдель Азиз взорвался: «Паша!.. Это же не паша, а дворник, выносящий помои!» — воскликнул он, обрызгивая себя духами[20].

Английская арабистка Гертруда Белл в книге «Арабская война» оставила литературный портрет Абдель Азиза: «У него были тонкие руки с нежными пальцами — черта, распространенная среди племен чисто арабской крови. Несмотря на свой высокий рост и широкие плечи, он производил впечатление утомленного человека, но это была не связанная с делами усталость, не личная, а присущая характеру древнего, мало общавшегося с другими народа, который столь много тратил своих жизненных сил и столь мало энергии черпал за пределами своих непреодолимых границ. Его неторопливые движения, его медленная приятная улыбка, его глаза, смотрящие с раздумьем из-под тяжелых век, — все это добавляло к его достоинству еще и очарование, но не согласовывалось с западной концепцией активной личности. Тем не менее рассказы о нем говорят о его физической выносливости, редкой даже в Аравии с ее тяжелыми условиями»[21].

Его еда была простой. По утрам он ел несколько небольших лепешек с кислым молоком, на обед — рис и мясо, хлеб и немного фиников, то же — на ужин. Весь день он пил кофе и чай. И ничего больше, кроме воды.

Хотя ночи в Саудовской Аравии очень холодные, у него не было отопления в комнате и он никогда не брал жаровню в свой шатер.

Он работал очень быстро. У него была прекрасная память и умение концентрировать свое внимание на той или иной теме. Он мог диктовать разные послания сразу двум секретарям, прерывая предложения, поворачиваясь от одного к другому, иногда отвлекаясь на беседы с гостями. Затем он продолжал диктовать прерванное предложение.

Он, конечно, заботился о достойном эмира жилье. В Эр-Рияде он перестроил дворец, расширив его и окружив стеной. Перед дворцом была площадь, где можно было собрать до 3 тыс. человек.

Гостеприимство и щедрость были частью натуры Абдель Азиза и частью большой политики. Каждый день у него кормилось по крайней мере по тысяче человек, постоянно дымились котлы с рисом и бараниной, лежали горы лепешек и стояли чаши с кислым молоком. Из своих складов он раздавал одежду гостям в соответствии с их рангами. Он был бесконечно щедр. «Ни я, ни кто-либо из моих предков никогда не хранили сундук, чтобы набивать его деньгами, — говорил он. — Накопленные деньги не приносят добра… В мирное время я отдаю все, даже этот плащ, тому, кто в нем нуждается. Но на войне я требую от моих людей, чтобы они отдавали мне все, что есть у них»[22].

Он был эмоционален и давал волю чувствам. Когда он взрывался, его гнев был ужасным, охватывал его всего, он весь содрогался от гнева. Но эмоциональный взрыв быстро проходил. Если он делал в гневе ошибки, то потом признавал их. Если он совершал какую-нибудь несправедливость, он старался тут же ее исправить.

Однако иногда его взрывы гнева были рассчитанными. Однажды Фахд аль-Джилюви ударил одного из его телохранителей. Фахд был самолюбивым молодым человеком, сыном любимого двоюродного брата, искренне преданного Абдель Азизу. Эмир вызвал юношу, а когда тот появился, то схватил палку, которой погоняют верблюдов, и жестоко поколотил двоюродного племянника, научив его уважать телохранителей правителя. Через минуту он уже спокойно сидел и беседовал с английскими гостями.

Абдель Азиза не раз ранили в боях, и раны давали о себе знать. Он нерегулярно питался, быстро ел и снова спешил к делам. Он загонял себя работой, постоянным напряжением, недосыпанием. Он никогда толком не отдыхал. Для того чтобы всегда быть в рабочей форме, он злоупотреблял лекарствами, но не хотел всерьез лечиться, вся его натура протестовала против болезней и лечения. И конечно, он пил слишком много кофе.

Но во времена и радости, и горя, взрывов гнева, болезней он всегда сохранял холодную голову. Он рассчитывал свои шаги, особенно дела государственной важности, чтобы принять правильное решение. Он был настоящим политическим лидером, и политическое чутье никогда ему не изменяло.

Когда эмир находился в Эр-Рияде, после вечерней молитвы он иногда собирал маджлис, чтобы обменяться мнениями со своими приближенными. После этого он посещал гарем и потом снова звал друзей в личные апартаменты. Там он мог говорить о людях, о лошадях, верблюдах, соколиной охоте, войне, женщинах, былых битвах, религиозных проблемах. Он с удовольствием