Генрих VIII. Жизнь королевского двора - Элисон Уэйр

десяти возвращался и обедал. После полудня он занимался делами. Марийяку Генрих говорил, что в деревне чувствует себя бодрее, чем в Лондоне, когда проводил там всю зиму, и ноге его стало намного лучше. По мнению посла, король принял «новый образ жизни», чтобы сбросить вес1.

Все возраставшая тяга к уединению, которая обострялась по мере ухудшения здоровья короля, превратилась в настоящую одержимость и привела к значительным переменам в устройстве внутренних королевских покоев. Многие функции приемного зала и зала Совета перешли к Личным покоям. Приемный зал использовали теперь лишь в редких случаях, для важных государственных мероприятий, а личные покои часто наполнялись людьми и перестали быть тем местом, куда король мог удалиться со своими ближайшими друзьями. К 1540 году доступ в личные покои уже не был желанной наградой, как раньше: король расширял внутренние покои, желая удовлетворить свою тягу к уединению, и проводил там много времени, позволяя прислуживать себе только джентльменам и грумам Покоев2. Те, кому дозволялось проникать за пределы личных покоев, могли считать себя действительно привилегированными людьми. К концу правления Генриха начало формироваться новое подразделение двора – Опочивальня, вокруг которой все больше сосредоточивалась частная жизнь короля.

Тайные покои Генриха получили свое наименование не зря: доступ туда был настолько ограничен, что мы почти ничего не знаем об их устройстве. На сохранившихся планах переделок, произведенных в Хэмптон-корте, Уайтхолле и Гринвиче, видны маленькие комнаты за спальней короля; в некоторые можно было попасть из его личной галереи. Ясно, что в домах меньшего размера, скорее всего, имелась лишь одна такая комната. Сведения о тайных комнатах королевы и принца Эдуарда очень скудны, но, судя по всему, их покои были расширены вместе с королевскими.

В Хэмптон-корте новые тайные покои выходили на галерею первого этажа, располагаясь на восточной стороне Зеленого двора с крытой аркадой; приемный зал и личные покои короля оставались на втором этаже, с южной стороны, а апартаменты королевы на северной стороне были расширены. В конце концов первый этаж соединительного восточного корпуса превратился в личные апартаменты со спальнями и приемными комнатами августейших супругов. В Уайтхолле новые тайные покои находились рядом с личной галереей, которая с тех пор стала недоступной для придворных3.

Король мог проводить в своих тайных покоях дни напролет; если Генрих болел, никто не подозревал неладного и не сомневался, что он продолжает быть в курсе всех дел. К тому же теперь король был менее доступен для просителей и настаивал, чтобы они не докучали ему, излагая все в письменном виде и направляя эти послания Тайному совету4.

К 1540 году Уайтхолл сильно нуждался в ремонте. Турнирная площадка и сады находились в запущенном состоянии, апартаменты королевы требовали обновления, а гобелены и занавесы были либо побиты молью, либо «грязны и запачканы жиром»5. После женитьбы на Екатерине Говард король принялся заново отделывать дворец: началось создание нового восточного фасада, выходившего на реку, личных покоев для леди Марии наверху, банкетного дома, «места для проповедей» и ворот на Кингс-стрит, с южной стороны. По желанию короля были заложены два сада, фруктовый и большой. Дворец обставили вещами, конфискованными согласно актам о лишении прав и состояния. Среди прочего там появились покрывала из пурпурного бархата и шторы для кроватей из Беддингтон-парка – особняка, некогда принадлежавшего сэру Николасу Кэрью, и украшенные вышивкой подушки из дома лорда Монтегю. Кроме того, у короля оказались многие предметы мебели из домов Уолси. Массивный камин, богато украшенный изысканным резным декором в классическом стиле с античными мотивами и геральдическими символами, атрибутирован как работа Гольбейна и ранее считался принадлежностью дворцов Брайдуэлл или Нонсач, но, вероятно, был заказан для Уайтхолла, если учесть его размеры – 14 футов в высоту и 9 футов 6 дюймов в ширину. Скорее всего, он предназначался для большого наружного покоя; колонны тосканского и ионического ордеров напоминают те, что видны на семейном портрете из Уайтхолла. Известно, что над банкетным домом, местом для проповедей и садами трудился Николас Беллин из Модены, он же создал камины по образцу тех, что имелись у Франциска I в Фонтенбло7. К моменту смерти короля работы не были завершены, однако территория Уайтхолла расширилась до 26 акров в результате принудительного выкупа собственности у местных жителей и освоения 12 600 квадратных ярдов земель вдоль берега Темзы8.

В 1540 году по велению Генриха VIII в Хэмптон-корте установили знаменитые астрономические часы, сконструированные Николаусом Кратцером и изготовленные французским мастером Николасом Урсианом, исполнявшим должность создателя королевских часовых механизмов9. Они показывали не только время дня, но также месяц, дату, количество дней с начала года, фазы Луны, движение созвездий по зодиакальному кругу и время подъема воды под Лондонским мостом, что было очень полезно – большинство придворных прибывали в Лондон на лодках. Помимо этого, часы демонстрировали вращение Солнца вокруг Земли в подтверждение средневековой теории, которая впоследствии будет опровергнута Коперником и Галилеем. В ту эпоху точное измерение времени было редкостью, и посетители Уайтхолла приходили в изумление, видя этот замечательный образец новых технологий.

В 1540 году Джон Понет, преподаватель Колледжа королевы в Кембридже и будущий епископ Винчестера, подарил королю чудесные солнечные часы собственного изобретения, которые показывали «не только час дня, но также день месяца, фазу Луны, приливы и отливы моря и другие, не менее странные вещи»10. Их тоже установили в Хэмптон-корте.

Владения Генриха в том году почти не увеличились, он приобрел только древний замок Уэстенхэнгер, рядом с Фолкстоном (Кент), который получил по обмену с сэром Томасом Пойнингсом. Замок был известен тем, что Генрих II встречался там со своей любовницей Розамундой де Клиффорд. Генрих VIII редко пользовался им, хотя отремонтировал его и создал там новые покои для своей дочери Марии11.

Рождественские пиры 1540 года, устроенные в Хэмптон-корте, были необычайно великолепными. В Новый год король осыпал подарками свою молодую жену, среди прочих подношений были две подвески с 26 и 27 «чистыми бриллиантами плоской огранки», 158 «прекрасных жемчужин», нитка из 200 крупных жемчужин и 26 жемчужных гроздьев12. Третьего января ко двору прибыла Анна Клевская, которая привезла в подарок королю и королеве двух великолепных коней в попонах из темно-красного бархата. Анна не враждовала ни с бывшим супругом, ни со своей преемницей: король встретил гостью братским поцелуем, а королева тепло приветствовала Анну, почтительно опустившуюся перед ней на колени. Тем вечером после совместного ужина и отхода короля ко сну Анна и Екатерина «танцевали и пили вместе». На следующий день, во время обеда с